Подготовка к рубке леса
По широким просторам Архангельской губернии раскинулся могучий вековой лес. Сосны, ели, пихты, местами лиственницы, кедры — вот его семья.
Гуляют по его просторам и олени красавцы, и косолапый мишка, и лукавая лисица, и голодный волк, да прыгает с ветки на ветку, помахивая своим пушистым хвостиком, хлопотунья белка. Мало в бору птицы —мрачен он слишком; лишь глухари да тетерева, рябчики и еще кой-какая птаха чувствуют себя прекрасно в лесу. Сколько веков простоял этот лес здесь, сколько сменилось поколений — никто этого не скажет. Человек сюда заглядывает редко. Разве охотник в зимние месяцы заберется сюда, преследуя сохатого (лося) или промышляя белку. Родится одно поколенье, умирает, поднимается молодняк, борется за место, за солнце, за воздух, сильный выживает, слабый погибает. Таков закон природы, и подчиняется ему все живое, только человек постепенно этот закон природы изучает и использует для своих целей. Добрался человек и до леса. Облюбовал он прекрасный сосновый бор, растущий по берегам Вычегды, впадающей в Северную Двину. Приехали люди с рулетками, вымерили толщину деревьев, сосчитали, сколько их приходится на гектар, определили с карандашом в руках, сколько будет стоить срубить гектар леса, разделать деревья, свезти их на берег, выложить аккуратно и ждать весны. А полой водой направить сплавом частью на устье Вычегды, где стоит писчебумажная фабрика, частью отправить дальше по Двине до впадения ее в Белое море. Там распилить на аккуратные бруски и доски, погрузить на корабли и направить за границу, где лесу мало, в Лондон, Берлин и другие места. Выручив за них фунты стерлингов или марки, отдать их тотчас же за нужные нам машины, которые немедленно доставить к нам, в молодую советскую республику, чтобы поднимать и налаживать социалистическое хозяйство.
Так думали люди, попавшие в бор. Они все вымерили, рассчитали и постановили, что на следующую зиму пора приняться за бор и срубить его, а то он стоит, не принося человеку никакой пользы. Пролетело короткое северное лето, прошла и осень, выпал в конце сентября снег, подсыпало еще в октябре, и вот в ноябре установился санный путь. Тогда приехала в бор артель рабочих. Привезли с собой рабочие и продовольствие и инструменты, наскоро привели в порядок построенные для них плотниками бараки для жилья и принялись весело за работу. Теперь не те времена, что были раньше. Бывало лесорубы жили в зимницах — ямах, выкопанных в земле, выложенных срубом, .немного поднимающимся над землею. Окон и труб не было. Входная дверь служила и окном и трубой. Грязно, дымно было там. Пока топишь — жарко, а топить перестал — кутайся покрепче в тулуп. Заболел кто — вылеживайся, рассчитывай только на свои силы — помощи ждать неоткуда. А теперь с установлением советской власти лесные вырубки производятся большей частью крупными организациями. Леса разбиты на правильные участки, которые называются делянками. Делянки вырубаются по плану. Словом, ведется правильное лесное хозяйство. С рабочими заключаются коллективные договоры. В них указано, за какую плату производится работа, какие дни отдыха и т. д. Для рабочих устраивают хорошие светлые бараки, с окнами и настоящими печами. При бараках имеется медицинская помощь, туда доставляют газеты, журналы. Да и с питанием дело обстоит значительно лучше. Теперь имеются артельные столовые, в которых рабочие в определенное время получают пищу.
Рубка леса
Семь часов утра. Рабочие поднимаются, потягиваются, жмутся: под утро холодно стало в бараке. Спешат умыться да поскорее к горячему завтраку, а там и за работу пора приниматься. Ведь зимний денек, что твой ноготок, не успеешь оглянуться, как темнота наступит, а в северных краях зимние дни еще короче наших. Подкрепились, покурили и айда со своими несложными инструментами — топорами острыми, да зубастыми пилами к соснам красавицам. А сосны наши тревожно шепчутся. С их зеленых ветвей то и дело скатываются пушистые комья снега. Скрипят верхушки сосен, словно негодуют на людей, которые приехали сюда с топорами и пилами истреблять беспощадно их семью. Кажется, что сосны-великаны чувствуют себя беспомощными перед карликами-людьми, которые спокойно валят деревья одно за другим. Две красавицы сосны, Краснолеска и Смолянка, ждут своей очереди.
Они растут за спиной могучей Шумы, у которой такие пушистые ветви и широкий ствол. А Шума, прожившая безмятежно около 150 лет, покачивает своей верхушкой и, кажется, разговаривает сама с собой. Ведь ей так много лет. Всех своих соседей переросла она, в лесу нет сильнее ее, нет ее выше. А вот оказывается, человек-карлик, который легко справляется с ее соседями, скоро доберется и до нее. В этот момент, ломая молоденькие деревца и маленький кустики, грохнулася в сугроб прямая, как телеграфный столб, золотистая сосна. Вот подошли двое рабочих к Шуме. Они утоптали прежде всего снег вокруг ее ствола, наметили затем направление, по которому должен падать ствол, и принялись за работу. Острые топоры звеня впиваются в крепкое тело дерева, светло-коричневые щепки с сильным смолистым запахом летят во все стороны. Дерево подрублено уже глубоко, приблизительно на 1/5 поперечника. Рабочие останавливаются. Минута — другая передышки, и они снова берутся за пилу. Переходят на другую сторону дерева и начинают пилить его немного ниже подруба. По мере того, как пила все глубже впивается в ствол, дерево начинает слегка покачиваться, словно раздумывает, куда ему упасть. Но надруб, сделанный топором, дает направление. Раздается треск, еще, еще, дерево слегка наклонилось, вот оно уже летит, ломая все на пути, и с сильным грохотом падает на землю. Жизнь Шумы кончилась…
Та же судьба постигла и Краснолеску со Смолянкой. Они лежат неподалеку от Шумы. Рабочие быстро делают свое дело: повалив дерево, принимаются за его обделку; сначала обрубаются толстые сучья, затем отделяется макушка. И вот уже лежит оно, гладкое, стройное, свободное от веток, сучьев и вершины, и ждет лошади, которая потащит его на берег Вычегды. А рабочие, уставшие от напряженной работы, усаживаются рядком на поваленные деревья, достают кисеты, свертывают цыгарки, наполняют их махорочкой и с наслаждением затягиваются и отдыхают. Ведь работа лесоруба очень трудна. Она требует силы, ловкости, верности глаза.
Ударили здоровые морозы. Холодно работать, но время не ждет. Утопая по колени в сугробах, рабочие наваливают деревья на сани. Костлявые крестьянские лошадки тащат огромные стволы через лес к замерзшей реке Вычегде. Грузные сосны тяжело подаются вперед по рыхлому снегу среди пней и кустиков. Подошли люди и к нашим знакомым, связали веревками стройные стволы, с которых ссыпалась коричневая чешуя, обнажившая на коре золотисторозовые пятна. Неслышно ползут друг за другом сосны, покидая родной лес. Трудно приходится и людям и лошадям. Чтобы повалить громадное бревно на сани, нужно работать с помощью рычагов, а затем везти его по тяжелой лесной временной дороге, где на каждом шагу ухабы, пни, о которые задевают сани. Дело тоже не легкое. Приехали к берегу. Остановились. Бревно за бревном сложили все в огромные ряды у большой обледенелой реки. Шума лежала внизу. Краснолеска со Смолянкой опять были вместе недалеко от нее. Так лежали срубленные сосны до самой весны.
Заготовка плотов
Не век стоять холодам. Пора и честь знать да уходить подобру поздорову. Солнце начинает днем пригревать, как следует, снег становится липким, кое-где появляются проталинки. Природа начинает оживать. И человек зашевелился. К сложенным на берегу соснам подошли плотовщики и стали укладывать их рядами на тонкие деревянные подкладки. По концам каждого ряда они накладывают сверху по длинному тонкому дереву, идущему поперек бревен, и теперь связывают эти бревна сверху и снизу с накладками размочаленной елью, заменяющей веревку. Для вязки берут тонкую ель,
редко березу. Размочаливают ее топором, чтобы она была мягче, чтобы крутилась в руках и не ломалась на перегибе. Этим ельником вяжут плоты как веревкой. Ширина и длина плотов бывает различна. Все зависит от судоходности реки и ее характера. Там, где течение сравнительно спокойное, ровное, где мало поворотов и достаточно простора, делаются большие плоты в несколько бревен толщиной. Обычно по маленьким сплавным речушкам сгоняют плоты шириной в 5—10 метров, длиной около 10—15 метров. По выходе в большую реку несколько маленьких плотов соединяют в один длинный. Связали и наших сестер с Шумой и многими другими бревнами. В связку для прочности вогнали здоровый клин. Так как Вычегда река глубокая, то бревна сложили в несколько рядов. Рабочие выстроили себе из теса маленькие избушки, смахивающие на собачьи конурки. Хоть и тесно в них, а все-таки от дождя да холодных весенних ночей защита. Одну такую конуру поместили на спинах двух сестер и их соседки. Плоты готовы. Плотовщики на местах. Все ждут полой воды. Какова будет вода? Как высока? Вот вопросы, которые всех занимают. Ведь в зависимости от высоты воды и сплав с берега бывает легок или труден. Когда весна дружная, вода высока и она подымает плоты, как перышки, успевай только поглядывать. При низкой воде приходится плоты, что подальше от берега, сталкивать в воду бревнами. А бывает и так, что иной плот застрянет на берегу до следующей весны.
Сплав плотов
Весна вступила, наконец, в свои права. Снег почти весь сошел. Вычегды не узнать. Широко разлилась она. Бурно катится вперед, освободившись от ледяных оков. По ее мутной поверхности быстро плывут последние зеленовато-золотистые льдинки. Словно осколки разбитой хрустальной посуды несутся они, толкая, сшибая друг друга. Белые чайки с распластанными крыльями несутся в воздухе, высматривая в реке юрких рыбешек. Дует резкий ветер, словно жгучей крапивой хлещет он по лицам людей и по бревнам, которые все еще лежат неподвижно на «катищах» у Вычегды. Вода все прибывает. Вот добралась она до плотов. Шутя и резвясь, подымает их и легко несет на себе. Начинает шевелиться и наш плот. Нижний край его поднимается. Еще момент, другой и весь он на воде. Трое плотовщиков управляют им: старик и два сильных, ловких парня. Они берут по рычажку и отталкиваются от берега. Плот понемногу подается вперед. Еще напор, и бурные воды Вычегды выносят его на стрежень. Прощай, родные края!
Первый часы плаванья показывают, в порядке ли плот, крепко ли связаны бревна. На нашем плоту опытные люди. Дед не один десяток лет сплавляет лес. По обоим концам плота прикреплены рули, — не такие как у лодок, а длинные бревна с лопатками на конце. Этими рулями можно направлять плоты в любую сторону. При сильном течении много опасностей подстерегают плот: то крутой поворот реки, то подводный камень, то мель. Затем при плоте имеется лодка— завозня. На ней лежит крепкий железный якорь и здоровенный канат, прикрепленный одним концом к якорю, другим к плоту. Завозня нужна, главным образом, на остановках.
Уже несколько часов плывет наш плот. Сосны наполовину погружены в холодную воду. Плотовщики после хлопот при спуске отдыхают, сидя на бревнышках, и зорко посматривают за движением плота.
— Завтра к вечеру приплывем к Двине.
— Я думаю, пораньше, — ответил молодой с длинным худощавым лицом плотовщик. — Езды осталось немного.
Старик, шлепая тяжелыми валенками, вышел из конуры.
— Правее поддавай, нажимай сильней: видишь, как крутит! Еще, еще! Вот так, — поучал старик. Понюхав табаку, чихнув несколько раз, сел на бревно и скрипучим голосом стал рассказывать.
— В прошлом году погиб вот здесь в этом бесовом месте работник Степан. Ну и ловкий же был паренек, силы непомерной. Задумали ребята остановиться, вскочили в лодку и поехали к берегу. Заколотили кол и зацепили за него якорь, а канат-то натянулся от тяжести бревен и оборвался, да как двинет Степана концом в висок. Не успел он крикнуть, кувырнулся и, как камень, грохнулся оземь. Мать Сидориха не в своем уме после этого случая. Знамо дело, жизнь плотовщика нелегка.
Замолк старик. Призадумались парни. Плавно и тихо скользили плоты.
Лесная пристань
Но что это. На берегу по бревнам бегают какие-то люди, кричат, торгуются. Снует народ. Шныряют, словно куропатки, дети. Лошади тащат бревна. Слышен шум, смех, крик, говор. Это лесная пристань. Плоты остановились в устья реки Вычегды, которая живописными извивами сливалась с Полноводной Северной Двиной. На широкой реке целый лес пароходов, которые идут в Архангельск. Из пароходных труб вьются густые клубы дыма. А плотов целые полки. Столпились в кучи и ждут, стоят на месте. Маленькие черные пароходы в разных направлениях таскают баржи, нагруженные лесом. Тут же на берегу пильщики распиливают продольной пилой длинные сосновые бревна, установленные на высоких козлах. Один рабочий стоит внизу на земле, другой наверху на том кряже, который распиливается. Нижний пильщик тащит пилу сверху вниз, верхний направляет пилу сверху по отмеченной мелом линии и толкает вниз, слегка прижимая к дереву. Блестит на солнце гибкая стальная пила, у которой зубцы устроены так, что она режет дерево лишь тогда, когда идет сверху вниз. Лежат напиленные доски различной ширины и длины. Одни из них пойдут на постройку домов, другие к столярам на мебель. На берегу мужчины грузят на барки дрова, складывают их поленницами, чтобы больше уложилось полен. Вот подошел буксирный пароход и увез барку, нагруженную дровами.
Постояли наши плоты несколько часов, плотовщики сходили на берег в лавки, купили себе необходимых продуктов, хлеба черного, калача, мяса, крупы, табачку; снялись с якоря и Тронулись дальше. Наши сосны поплыли на север в сторону Архангельска. Два раза задерживались в пути, так как по утрам были густые туманы. Один раз плот наскочил на подводные камни, пришлось сплавщикам снимать его. Когда все шло спокойно и ровно, рабочие варили под навесом кашу, ловили поротом рыбу, разжигали костер и варили уху. Все дальше и дальше плыли плоты по светло-коричневым водам Двины. Целые скопища плотов друг за другом продвигались вперед. Остановка. Плоты подъехали к берегу. Здесь стояли рабочие с лошадьми, были также и дети, которые весело кричали и звонко хохотали, бегая и толкая друг друга. К плоту, в котором находились Краснолеска и Смолянка, подошли рабочие. Освободив сестер от связок, они стали перевозить их на берег. От самой воды поперек берега положили они в два ряда бревна-подкладки одно за другим на расстоянии 5—6 метров для того, чтобы по ним легко скользили бревна, сгружаемые с плота. К Краснолеске подвели лошадь, запряженную в хомут, от которого шли две веревки и лямки . К концам лямок привязан кляч, т.е. довольно толстая метровая палка. От кляча идет толстая, длинная веревка, оканчивающаяся петлей. На спине лошади — самодельное седло, на котором сидит русый мальчуган. Двое мужчин задели петлей веревки за конец бревна Краснолески. Лошадка потащила ее из воды на берег. Так перевозили бревна из воды на берег и другие группы рабочих. Бревна принимали мужчины-накатчики, которые складывали их костром, детишки рысцой то и дело спускались к реке за новыми бревнами. Перевезли и Смолянку. Таким образом часть плотов выгрузили на берег. Другие поплыли дальше. Целый месяц пролежали бревна на берегу. Но вот появились люди с лошадьми, опять веревками связали почти черные стволы сосен и повезли их куда-то.
Сестры бодро катились по большой дороге. Они скоро подъехали к высокому зданию с тремя трубами. Это была большая писчебумажная фабрика нашего Центробумтреста.
Оставим пока сестер лежать у ворот фабрики и поинтересуемся судьбой Шумы, которая с плотами поехала в Архангельск.
На лесопильном заводе
Медленно причаливают плоты к берегам Двины недалеко от Архангельской гавани. На берегу стоит лесопильный завод. От самой реки до стен завода прорыты каналы, по которым подвигаются бревна. От воды до ворот устроен деревянный досчатый подъем. В верхней части его стоит подъемная машина, от которой спускается по помосту железная цепь до самой воды. Этой цепью втягивают бревно наверх. Когда дошла очередь до Шумы, то цепью захлестнули ее толстый конец и медленно стали втягивать наверх. А там ее уже ждет маленькая вагонетка на рельсах. Двое рабочих подхватили Шуму, накатили на тележку, вогнали в ее бока с каждой стороны по железной скобе, чтобы она не могла пошевелиться, и двинули тележку. На ней ехала она до лесопильных рам, которые были вооружены десятью стальными зубчатыми кругами. Это были круглые пилы, которые так быстро вращались, что во время движения не было видно зубов. Пилы моментально вгрызлись в бело-розовое тело Шумы, и не прошло минуты, как из стройного, крепкого целого бревна получился десяток широких толстых плах. Но этим мытарства Шумы не кончились. Наши плахи очутились после распиловки на бесконечном ремне, который повез их к другому станку. И здесь такие же вращающиеся пилы обрезали неровные края каждой плахи. Дальше все плахи одна за другой поплыли к третьему станку — к поперечной пиле, которая распиливала каждую из них в длину на доски по английской мерке. Теперь не узнать грузной, солидной Шумы — она превратилась в тонкие, сравнительно, доски английского образца. Каждая доска, каждая часть ее тела, катилась к сортировщикам. Порхающие во все стороны легкие, кудрявые опилки летели вниз в особый люк. В другой люк проваливались тяжелые обрезки. Так побывали в жадной пасти ненасытных пил остальные сосны, пока все не стали ровными, гладкими досками. Их всех сложили в громадные штабеля, т.е. стопы досок различной толщины и ширины, но одной длины. Там они лежат крест на. крест для лучшей просушки и ждут теперь очередной отправки на пароходе в Лондон.
Доски отправляются в заграничное плавание
Пролежав с неделю на берегу, Шума поплыла по Белому морю на английском корабле вместе с тысячами таких же досок. Путь ее лежит через Северное Полярное море и Атлантический океан вдоль берегов Норвегии в Англию. Она положена на самый верх. Кругом небо да вода. Там и сям плывут ледяные горы. Вот с сильным треском раскололась огромная зеленоватая глыба и рухнула в холодные с белой пеной волны, потом опять всплыла, разбившись на две части. Наконец, пароход выбрался из Беломорского горла в безбрежное Полярное море. Льдов не стало видно; вдоль берегов Мурмана они не плавают ни зимой ни летом: сказывается теплое течение — Гольфштрем. На небе полыхает красное солнце. В океане тихо; слышен малейший шум: взмахи крыльев быстрых чаек и гагар, плеск воды, бьющейся о борта корабля. Плывут навстречу проворные, легкие норвежские елы (лодки), в которых сидят женщины и ловко гребут, а мужчины бросают ярус —длинную бечевку с крючками, то и дело вытаскивая треску, камбалу или другую рыбу. Скрылось солнце за тучу, поднялся свирепый ветер, вздыбил водяную стихию, надел на громадные валы белопенные шапочки, заревел, застонал, закружился в бешеной пляске с волнами. Злобно накидывается он на пароход, кренит его то в ту, то в другую сторону, но крепок пароход, спокоен и тверд маленький человек, стоящий на капитанском мостике. То вскидываясь на гребни волн, то падая, как в пропасть, упорно и уверенно идет себе пароход к намеченной цели. Он обогнул уже северный мыс Норвегии, взял курс на юг, еще день-два пути—и вот показались в густом тумане очертания берегов Англии — островной страны, захватившей при помощи своего флота массу земель в разных частях света. А вот и Лондон. Неясно вырисовываются черные контуры больших домов, фабричных труб. На серой воде стройными легкими силуэтами выделяются бесчисленные пароходы, баржи, суда, с целым рядом труб и остроконечных штыкообразных мачт. Советская сосна закончила свое путешествие. Через несколько дней она направится на какой-нибудь лесной склад, а там получит свое окончательное назначение. Так побеждает человек природу и подчиняет ее своим требованиям. Росла сосна в Архангельской губы, волей и умом человека превратилась в доску, попала в Лондон и превратилась в половицу или шкаф для книг. А взамен кусок руды, превращенный на лондонском машиностроительном заводе в лесопильную раму, поедет к нам в СССР и будет служить нашему молодому пролетарскому государству. Так происходит товарообмен между государствами. Каждое из них вывозит то, чего у него много, и ввозит то, чего ему недостает. У нас много сырья и мало машин, поэтому их и ввозим. Но мы теперь стараемся построить наше хозяйство так, чтобы своими силами строить и развивать свою промышленность.
На писчебумажной фабрике
На писчебумажной фабрике, куда отправили Смолянку и Краснолеску, шла еще более сложная работа, чем на лесопилке. Обеих подруг распилили поперек на мелкие части. Удалили их потемневшую от долгих скитаний кору. Потом эти куски дерева передали на машины, называемые дефибрерами. Дефибрер — вертикально вращающийся жернов, к которому посредством разных приспособлений плотно прижимаются длинной стороной обрезки дерева. Жернов сдирает с дерева малейшие щепочки. Струя воды, направленная на трущуюся поверхность жернова, уносит эти щепочки, передавая их на сита. Здесь щепочки рассортировываются и крупные снова идут в дефибрер. Рассортированная древесная масса пошла на вращающийся сетчатый барабан, который опущен в разбавленную водой древесную массу, и при вращении подымает пристающий к нему слой массы и передает дальше на движущийся войлок. Войлок ведет массу между двумя валами, которые тяжело давят на нее и отжимают воду. От плотной древесины сестер осталась жидкая кашица, благодаря этим железным чудовищам-машинам, которые глотали, грызли, выплевывали, тискали своими тяжелыми пузатыми валами и жерновами. Все эти превращения происходили под бесконечную пляску ремней, колес, под равномерное жужжание машин. Маленькие частички Краснолесий н Смолянки должны были пройти еще целый ряд испытании. Их древесная масса попала в голландер (варочный куб) вместе с тряпьем, соломой и старой бумажной массой. Масса варилась, перемешивалась в варочном кубе. Всю эту смесь подсинили синькой, подбелили мелом, проклеили смоляным мылом и крахмалом. После проклейки бумажная масса стала прочной, и в таком виде поступила опять в голландер, а из него — в товарные чаны. Из чанов масса понеслась в регулятор, где разбавилась чистой водой. Отсюда черпальное колесо передало ее в бумагоделательную машину, где она разлилась на горизонтальную медную сетку, которая постоянно двигалась, лежа на валиках. Чтобы вода скорее отделилась от бумажной массы, сетка встряхивалась 35 раз в минуту. Освободившись от воды, бумажные части Краснолески и Смолянки стали уже листами бумаги, которые опять должны были катиться между несколькими валами. Бумага получалась спрессованной и гладкой. Дальше она попала на барабаны, нагретые паром, и оттуда вышла совершенно гладкой. Бумагу обрезали по краям, нарезали в стопы и отправили на рынок. Сколько чудесных превращений пришлось испытать Краснолеске и Смолянке! Пройдя бесконечное количество машин, они смешались нестолько, что все их отдельные частички разбрелись по всей смеси, составив одну огромную бумажную массу. Значительная часть бумаги, добытая из древесины обеих сестер, пошла на изготовление тетрадей.
Так закончилась жизнь Краснолески и Смолянки: родились соснами с золотистой корой, с пушистыми зелеными иглами, и под конец своей жизни стали бумажными белыми листами.
Сухая перегонка дерева
Мы все хорошо знаем, что древесина идет на разные поделки. Но оказывается, что при особой обработке из древесины можно получить древесный спирт, скипидар, уксусную кислоту и пр. Что же эта за обработка? Сходим на какой-нибудь завод. Эти заводы по сухой перегонке дерева большею частью несложны, переносятся с места на место и не требуют больших затрат. Их устраивают там, где рубят лес, чтобы доставка материала обходилась дешевле. Главная часть завода — «казан». Что это такое? Представьте громадное ведро высотой 2—2,5 метра и в поперечнике около 1 метра. Такого ведерка из простого листового железа не сделать. Для этого берется толстое котельное железо. Казан вмазан в кирпичную печь. Он со всех сторон заклепан наглухо, только передняя часть отъемная. Сюда закладывается лес, и тогда она наглухо закрывается, так чтобы воздух не проник в казан. В крышке казана имеется металлическая трубка, она направляется в холодильник—ящик с постоянно меняющейся холодной водой, лучше всего проточной. Конец трубки выходит из холодильника наружу, под него подставляют посуду.
Наш завод готов. Пустим его в ход. Накладываем березовых дров, в казан, плотно закрываем дверцу, подкладываем в печь под казаном дров и разжигаем их. Теперь будем наблюдать. Дрова в печи горят сильно. Из трубки выходят пока только пары: значит, древесина в казане сохнет. Но вот температура поднялась до 150° и выше. Начинает выходить из трубки какая-то новая жидкость и стекает в сепаратор. Это, оказывается, древесный спирт и уксусная кислота. Температура нагрева казана становится еще выше. Она поднялась до 300° и 350° Цельсия. Через холодильник потек деготь. Пока из казана вытекают указанные продукты, продолжается поддерживание огня на одной температуре. Но вот работа по выгонке продуктов кончилась. Теперь начинается вторая часть работы — отделение продуктов друг от друга. Деготь тяжел, он осаждается на дно, его отделить легко. А вот уксусную кислоту от древесного спирта нужно опять отделять искусственным способом. Это делается кипячением и перегонкой паров через несколько котлов, наполненных раствором извести. Она задерживает уксусную кислоту и свободно пропускает древесный спирт. Затем с каждым из них проделывают много работы, пока, наконец, они не поступят на рынок.
Автор: В.И. Силандер