«Наука является развивающимся комплексом знаний, базирующихся на ряде соображений и идей, но еще больше — на опыте и действиях огромного потока мыслителей и тружеников.
Одного знания того, что уже известно, недостаточно; чтобы называться ученым, необходимо внести что-то свое в общее дело. Наука в любое время представляет собой общий итог всего того, чего она достигла к этому времени. Но этот итог не статичен. Наука — это нечто большее, чем общий комплекс известных фактов, законов и теорий. Критикуя, часто столько же разрушая, сколько и создавая, наука постоянно открывает новые факты, законы и теории. Тем не менее все сооружение науки никогда не перестает развиваться. Оно, если можно так сказать, вечно находится в ремонте, но в то же время всегда используется» (Бернал, 1956, с. 27).
Эти слова Джона Бернала, ученого, который во многих своих трудах доказывал важность и необходимость изучения истории развития как науки вообще, так и частных наук, красноречиво выражают динамику процесса научного познания и развития науки. И именно то обстоятельство, что наука является «развивающимся комплексом знаний» и что она базируется «на опыте и действиях огромного потока мыслителей и тружеников», требует глубокого изучения общего процесса развития отдельных наук. Науку делали и делают люди, конкретные исследователи. Они работали в разные времена, в различных социальных условиях, имели различные возможности для проведения своих исследований, говорили и писали на разных языках, применяли различный научный язык (терминологию), но все же входили в один определенный «ценоз», разорванный во времени и пространстве, но единый в общей цели и идее. Понять и обобщить причины их действий и выводов, образ их мышления, их научный язык, их связи с прошлым и влияние на преемников, их ошибки и вклад в постоянный фонд науки, закономерности возникновения научных школ и направлений — задача первостепенной важности. Ибо современное состояние какой-либо науки и ее будущее лучше всего проявляются в ее историческом аспекте.
На первый взгляд, изучить историю какой-нибудь конкретной науки — не такая уж сложная задача. Казалось бы, следует ознакомиться со всеми основными исследователями этой области знания, сравнить их теории, взгляды и данные, и получится картина развития науки. На деле, конечно, все намного сложнее. В такой науке, например, как геоботаника, одному исследователю ознакомиться со всеми предшественниками и современниками невозможно. Их просто для этого слишком много, а труды их зачастую появлялись в недоступных сейчас изданиях. Здесь на помощь могут прийти уже существующие исторические сводки или обзоры истории определенных проблем, научных школ, развития данной науки в различных странах и т. п. Но в этом случае исследователь сталкивается с решающим вопросом оценки: вклад различных ученых (или научных школ, центров, направлений и т. п.) в развитие определенной науки оценивается со стороны отдельных исследователей различно. И, конечно, они могли для своих оценок (хотя бы отчасти) субъективно выбирать факты, цитаты и т. д. И круг замыкается — надо возвращаться к первоисточникам.
Но имеются и другие осложняющие факторы. Своеобразием возникновения и развития геоботаники является появление ее элементов (терминологии, теоретических трактовок) в различных материнских науках (в ботанической географии, экологии, географии растений, лесоводстве, луговодстве и пр.), в различных странах и в различные времена, при этом нередко спонтанно, когда исследователи не были знакомы с соответствующими материалами в других науках, странах и пр. Это заставляет историка геоботаники обращаться к другим, соседним наукам (что, например, сделано Г. И. Дохман при выяснении агрономических истоков геоботаники).
Если попытаться оценить изученность истории геоботаники, то следует подчеркнуть одно положение: хотя становление и развитие этой науки в пределах отдельных школ (традиций, направлений, центров) изучены довольно удовлетворительно, но проблемы межшкольных взаимовлияний остаются порой весьма слабо освещенными. Отсюда вытекает и одна из задач настоящей работы — попытаться проанализировать, как влияли геоботанические школы друг на друга, почему возникали, а затем исчезали отдельные школы, насколько геоботаника как наука едина («экология экологии» и «экология экологов», по терминологии Р. X. Виттекера).
Как уже отмечалось, главный материал для обобщений в истории геоботаники — это первоисточники, труды «носителей» науки. Важное значение имеет и переписка ученых, а также рукописные работы. Последних в нашем распоряжении мало (но имеются некоторые ценнейшие письма В. Н. Сукачева, В. В. Алехина, С. А. Кейна, Т. Липпмаа и др.).
Геоботанический историографический материал можно разделить на следующие группы. В каждой группе мы, естественно, сможем в качестве примера привести лишь единичные работы.
1. Общая история науки; в этой группе источников можно найти сведения о закономерностях дифференциации науки и ее соотношениях с развитием общества; конкретные данные о развитии геоботаники в них отсутствуют.
2. Общая история биологии; эти работы содержат некоторые данные о возникновении наук о Земле, включая и элементы геоботаники; фактический геоботанический материал в них весьма скуден или отсутствует.
3. Общая история ботаники; здесь можно найти больше данных по истории геоботаники, но они не являются оригинальными, а заимствованы из источников по истории геоботаники; к сожалению, в произведениях этой группы нередко встречаются и упрощенные и даже ошибочные высказывания в отношении истории геоботаники.
4. Истории близких к геоботанике дисциплин, содержащие интересные для геоботаники данные, таких как сельскохозяйственные науки, почвоведение, физическая география и ландшафтоведение, а также истории наук, которые отчасти перекрываются с геоботаникой, таких как фитогеография, биогеография, экология растений. Эта группа источников дает интересные материалы для выяснения связей с другими науками, имеющими также, хотя бы косвенно или частично, объектом своего исследования растительный покров.
5. История ботаники в отдельных странах, например в СССР, США, Швеции, Финляндии, Франции; эта группа источников содержит нередко много ценных частных сведений о развитии геоботаники в данной стране (события, учреждения, общества и пр.).
6. Общие истории геоботаники; эта группа источников должна бы, естественно, быть самой важной, но в нашей науке это, к сожалению, не так, ввиду того что одни сводки сильно устарели, другие посвящены лишь отдельным проблемам, а очерки по истории геоботаники в многих учебниках и руководствах очень поверхностны.
7. Описания истории геоботаники в отдельных странах или научных школах; эта группа работ очень большая (сотни работ) и часто содержит много существенного для понимания сути теоретических взглядов и методических установок в различных школах и странах; но при этом бросается в глаза, что обзоры, составленные учеными других школ нередко бывают содержательнее и критичнее по сравнению с обзорами, составленными представителями данной школы.
8. Биобиблиографии отдельных ученых; эта группа источников также большая и содержит ценный материал для историка геоботаники; но в то же время этот материал чрезвычайно неравноценный: если в отношении отдельных ученых имеется большая литература (например, о Гумбольдте, Рюбеле, Каяндере, Клементсе, Сукачеве и др.), то в отношении других, подчас внесших не менее существенный вклад в геоботанику, написано удивительно мало (например, о Лоренце).
9. Непременным материалом для исследователя истории геоботаники являются специальные библиографические издания, как серийные, так и отдельные.
Этим перечнем наиболее существенных источников для исследователя истории геоботаники можно было бы и кончить, хотя и его можно дополнить (хроникальные обзоры, описания экспедиций, деятельности обществ, и пр.). Но на одном типе источников следует все же остановиться особо. Это — международные ботанические конгрессы и их труды.
На всех 11 международных ботанических конгрессах работали секции, которые косвенно или непосредственно являлись геоботаническими (конечно, под разными названиями — географии растений, экологической ботаники, «энвиронментальной» ботаники, социологии растений и фитогеографии, фитогеографии и экологии и пр.). В программах, дискуссиях и резолюциях этих секций как в зеркале отражаются прогресс, сдвиги интересов и изменения нашей науки.
Международные ботанические конгрессы имеют длительную историю. Они берут начало от садоводческих конгрессов, инициатором которых был Ш.-Ж. Моррен (1833—1886), организовавший в 1864 г. первый конгресс. Однако с самого начала эти конгрессы не были чисто садоводческими. Уже II конгресс (Амстердам, 1865 г.) был разделен на две секции — ботаническую и садоводческую. На этих конгрессах рассматривались и некоторые фитогеографические, а позже и экологические и геоботанические вопросы (например, на XIX конгрессе в Париже в 1889 г. — вопросы ботанической картографии).
Большое внимание вопросам экологии и геоботаники уделялось на международных географических конгрессах. Так, в 1899 г., на VII конгрессе, О. Варбургом был поднят вопрос об унификации экологической терминологии. На том же конгрессе была избрана комиссия (О. Друде,
А. Энглер, П. Гребнер, Д. Хёх) для обсуждения вопросов классификации растительного покрова.
После XVIII объединенного ботанико-садоводческого конгресса (Антверпен, 1885 г.) было решено созывать отдельно ботанические и садоводческие конгрессы. Но лишь конгресс в Париже в 1900 г. был назван Первым международным ботаническим конгрессом (по счету ботанико-садоводческих конгрессов это двадцать первый).
Уже на I конгрессе (Париж, 1900 г.) французским геоботаником Ш. Флао был предложен известный «Projet de nomenclature phytogeographique», в котором рассматривались многие существенные вопросы картирования растительности и изучения растительных сообществ. На II конгрессе (Вена, 1905 г.) обсуждение соответствующих проблем имело меньшее значение, так как в центре внимания участников была ревизия законов систематической номенклатуры А. Декандоля. Но зато следующий, III конгресс (Брюссель, 1910 г.), имеет для геоботаники историческое значение. Самой большой и активной на нем была секция фитогеографической номенклатуры. Принятая по докладу Ш. Флао и К. Шретера резолюция узаконила флористическое направление классификации растительных сообществ. IV конгресс (Итака, 1926 г.) сосредоточил внимание на проблемах американской геоботаники, из европейских ученых более общий доклад сделал Э. Рюбель.
Повышение интереса к геоботанике в 30-х годах наглядно отразилось на двух последующих конгрессах (Кембридж, 1930 г., Амстердам, 1935 г.). На конгрессе в Кембридже были прослушаны и обсуждены в активных дискуссиях доклады Г. Э. Дю Рие, X. А. Глизона, И. Филлипса, X. Брокманна-Йероша и др. Внимание секции фитогеографии и экологии было сосредоточено на трех основных проблемах — классификации и номенклатуре растительности, геоботаническом картировании, изучении буковых лесов Европы. Было принято решение начать крупномасштабное картирование растительности Европы. Хотя это решение и было единогласно принято и расширено на следующем конгрессе, в 1935 г., к действительной работе приступили только в отдельных странах (Эстония, Швейцария). Поэтому И. Хорват в 1959 г. на Международном симпозиуме по картированию растительности (в Штольценау, ФРГ) вновь поднял этот вопрос.
В Амстердаме главной была проблема классификации. Было достигнуто согласованное понимание объема основных таксономических единиц, проявилась тенденция сближения двух больших и влиятельных геоботанических школ — цюрих-монпельеской и уппсальской («южной и северной традиции», по Виттекеру).
После 15-летнего перерыва ботаники вновь собрались на свой (VII) конгресс в 1950 г. в Стокгольме. На нем еще более выявились процесс интеграции ряда классических школ и распад некоторых других (критика школы Клементса). На конгрессе в Париже (1955 г.) стали очевидными усиливающееся проникновение в традиционную геоботанику новых тенденций (статистические методы) и стремление геоботаников к международному объединению для геоботанического картирования. Вопросы, которые в секциях геоботаники на предыдущих конгрессах были центральными — номенклатура, синтаксономия, классификация — стали отодвигаться с IX конгресса на второй план. Если проследить программу секций геоботаники в Монреале (1959 г.), Эдинбурге (1964 г.) и Сиэтле (1969 г.), это становится очевидным. Корифеи геоботанических школ своими традиционными проблемами не делали уже «погоду» или же вовсе на конгрессы не являлись. Молодая волна ординаторов, экологов, биоматематиков и др. все более и более задавала тон при обсуждении вопросов геоботаники. Это явление симптоматичное и отчасти отражает тенденцию развития науки. В то же время нельзя не заметить, что геоботаника на последних конгрессах уже не проявляется в такой единой и активной форме, как это было раньше, она как будто расплывается, становится бесформенной. Вина здесь, конечно, не в самой геоботанике, а главным образом в организаторах, которые не стремились создать единой геоботанической секции, где обсуждались бы самые определяющие проблемы науки о растительном покрове. Как пример можно привести секцию «энвиронментальной и эволюционной ботаники» последнего, XI конгресса, которая из-за своей аморфности не смогла сделать ничего существенного для обсуждения действительно важных вопросов геоботаники.