Новые «типы леса» фитоценологов являются лишь весьма робким шагом в сторону лесоводственной типологии, ибо «в флористическом составе могут быть некоторые различия», т. е. различия небольшие. В. Н. Сукачев (1939) поясняет это на четырех примерах.
1-й пример. Можно объединить в один тип леса ельники-черничники с Picea excelsa и Р. obovata, так как это экологически сходные породы. Однако в «Дендрологии» В. Н. Сукачев подчеркивает неизученность экологии сибирской ели, а это противоречит утверждению об экологическом сходстве упомянутых видов ели и не дает права на их объединение.
2-й пример. Аналогичный случай с лиственницами сибирской и даурской, которые также разрешается объединять. С этим столь же трудно согласиться, ибо данные виды резко отличаются по экологии.
3-й пример. Во втором ярусе дубрав в одном случае господствует груша, в другом — яблоня при большом сходстве прочих ярусов. «Ассоциации здесь различные, но тип будет один». Такое объяснение с лесоводственной точки зрения неприемлемо, так как «при большом сходстве прочих ярусов» груша — великолепный индикатор более сухих, а иногда, вероятно, и слегка засоленных почв, в то время как яблоня — представитель более, выщелоченных и оподзоленных почв. Столь формальное отношение к древесным породам-индикаторам местообитания тем более нелогично, что, по мнению В. Н. Сукачева, дубравный покров является ненадежным показателем типов леса.
4-й пример. Дубравы на одинаковых почвах и при одном и том же видовом составе растительности могут быть семенными и порослевыми. Флористически — это одна и та же ассоциация. Но так как «борьба за существование» и отношения к среде у них разные, то это — различные типы леса. В данном случае лесоводы получают, наконец, «счастливую возможность» различать семенные и порослевые дубняки, хотя это достижение добыто ценой не объединения, как обещал В. Н. Сукачев, а, наоборот, еще большего дробления типов леса. Здесь перед нами полная потеря всякой ориентировки, ибо семенные и порослевые насаждения лесоводы не только хорошо различают, но и весьма обстоятельно изучили, а для дальнейшего изучения им ничем не поможет выделение семенных и порослевых «типов леса».
Регламентируя третье свое понятие — тип лесорастительных условий,. В. Н. Сукачев упрекает автора этих строк в том, что он «отождествляет тип; леса с типом лесорастительных условий». Оказывается, этого нельзя делать потому, что «могут существовать так называемые производные ценозы (березняки и осинники на месте хвойных пород и пр.), т. е. при одних и тех же лесорастительных условиях в данный момент могут расти разные древесные породы и реализоваться разные типы». Кроме того, «ряд древесных пород еще не достиг своих естественных ареалов» и возможны одинаковые местообитании при разном составе коренных типов леса.
Насколько нам известно, наличие коренных и производных насаждений впервые установил Гуторович, и это нисколько не помешало ему заимствовать народные представления о единстве насаждения и местообитания, равным образом как и логически вытекающую из наличия этого единства тенденций относить насаждения березы на песчаных почвах к борам. Факты незаконченного расселения растительности совершенно не противоречат единству насаждения с местообитанием, если только понимать единство организмов и среды не как мертвое статическое единство, а как текучее, меняющееся в процессе взаимодействия организмов и условий существования. Вообще в самом ходе мыслей фитоценологов, устанавливающих, что существование в однотипных условиях местообитания разных коренных и производных насаждений не дает возможности оценивать местообитание по составу растительности, есть существенный дефект, так как методом исследования признается лишь анализ (расчленение целого на все более и более дробные части) и исключается синтез.
Здесь же В. Н. Сукачев кратко излагает особенности лесоводственной классификации типов леса, как он ее себе представляет (она называется «взгляды П. С. Погребняка»). «П. С. Погребняк сводит почвенные свойства, влияющие на лес, к основным двум признакам — к влажности местообитания и к химическому богатству почв». Тут же указано, что в нашей классификации получается «24 сочетания…, с которыми лесоводу приходится считаться в своей деятельности». Цифра «24» в дальнейшем упоминается еще несколько раз. Только после ознакомления с данной статьей В. Н. Сукачева цифра «24» представилась нам впервые как свойство лесоводственной классификации, ибо до этих пор мы не удосужились поинтересоваться счетом клеточек на схеме, иллюстрирующей принципы классификации. Читатель уже знаком из предыдущего с лесоводственной классификацией и знает, что число «сочетаний» в ней может сильно колебаться, примерно до 120 в пределах эдафических ординат, а климатические формы, если отнести классификацию к географическим пределам европейской части СССР, вносят свой множитель, увеличивающий число типов леса в два-три раза по отношению к числу эдафических вариантов. Поэтому упрек в слишком малом количестве единиц нашей классификации настолько же справедлив, насколько было бы справедливым обвинение в чрезмерном их обилии.
Но не в этом, конечно, заключаются оригинальные черты лесоводственной классификации типов леса и не к этой «количественной» стороне свозится ее производственное значение. На практике получается так, что типологи лесоводы выделяют в пределах лесничества всего 4—5, редко 8—10 или более типов леса; фитоценологи выделяют обычно несколько десятков типов леса. Но, как это ни странно на первый взгляд, лесоводственная классификация гораздо детальнее фитоценологической. Дело в том, что лесоводственная классификация, твердо придерживаясь своего гибкого классификационного принципа (сходство и различие типов леса по 1) почвенному плодородию, 2) увлажнению и 3) климату), фиксирует внимание на более существенных признаках, шире и полнее охватывает амплитуду естественного разнообразия лесов по этим существенным признакам. Фитоценологи же, выделяя «типы леса» на основе внешних признаков состава растительности и ее обилия, конкурируют с таксационным описанном, и их выделы не только дробят на части одни и те же тины леса (например, выделяют особо сосняки и особо березняки одного и того же свежего бора), по и оста пли ют без законного и необходимого разделения участки разных типов леса, если они имеют одну и ту же господствующую породу при небольшой разнице в ее бонитетах (например, березняки свежего бора и свежей субоои, имеющие зачастую одинаковый состав доминантой травяного покрова). Если в конкретных случаях у них получается больше типов леса, то это происходит вовсе не в результате более точной работы.
Практическую цель типологии В. Н. Сукачев формулирует следующим образом: «Типология леса, с одной стороны, должна помочь нам расчленить естественные лесные массивы на единицы, однородные по производительности и требующие одинаковых хозяйственных мероприятий, отвечающих природе этих объединений; с другой стороны, она должна дать указания, как создать новые, более полезные, более производительные типы леса, по своей продукции превосходящие природные». В первой части этого высказывания перед типологией поставлена весьма простая и ограниченная задача формального деления целого на части по признакам однородности выделяемых пространственных единиц без раскрытия их содержания. Во второй части, наоборот, перед типологией поставлена непосильная задача, относящаяся к компетенции лесокультурников, специалистов по рубкам ухода, селекционеров и других специалистов. В ее решении типологи могут принять участие лишь в случае достаточной их компетентности в области лесоводственных наук, чего, как видно из приведенных выше примеров, у многих типологов недостает.
Подчеркивая свою мысль о том, что интерес лесоводов к типологии связан прежде всего с интересом к древесным породам, фитоценологи, видимо, и не подозревают, что лесоводы нуждаются как раз в противоположном, что интересы лесоводов куда глубже и сложнее, чем фитоценологическое представление о задачах типологии. Лесоводы стремятся увидеть за деревьями лес, т. е. отношение деревьев к среде, к местообитанию, уяснить причины разнообразия лесов. Фитоценологи же настойчиво хотят оставить лесоводов наблюдателями внешней стороны леса, ограничиваемой господствующими породами и названиями фитоценозов. При этом они рисуют далекую перспективу внедрения типологии в производство после того, когда типы леса будут изучены путем длительной и полной индукции.