Статья Векса об убыли воды в реках, встревожившая Европу, рассматривалась не только в Венской и Копенгагенской академиях, но также и в Петербургской академии наук.
На заседании Императорской академии наук 27 января 1876 г. было прочитано донесение комиссии с участием академиков Гельмерсена и Вильда, которой было поручено рассмотрение записки Векса.
Соглашаясь с мнением Векса вообще, комиссия полагала, однако же, что следует точнее различать две стороны вопроса: 1) уменьшилось ли в историческое время абсолютное количество протекающей по рекам воды; 2) изменилось ли более или менее значительно по временам года количество речной воды независимо от перемены в общем речном стоке за год.
На первую часть вопроса комиссия, говорится в до-, несении, не может ответить утвердительно по следующим причинам: а) пространства океанические и главные течения атмосферы постоянны; б) если количество воды в одной какой-нибудь реке уменьшается, то в другой может увеличиться; в) изменения в количестве испаряющейся воды ничтожны сравнительно с количеством паров, приносимых ветрами; г) наблюдения за количеством ежегодно выпадающей влаги в Западной Европе не показывают изменения ни в одном из речных бассейнов.
Что касается второй части вопроса, то комиссия дала утвердительный ответ. Леса и болота, по ее мнению, бесспорно должны считаться регуляторами атмосферной и проточной воды в реках.
Выводы Вильда и Гельмерсена хотя и не положили конца дискуссии о гидроклиматической роли лесов и болот, тем не менее представляют большой интерес. Впервые они четко расчленили рассматриваемый вопрос о влиянии вырубки лесов, осушения болот и других мероприятий на две части, а именно: на изменение общей водоносности рек и на изменение водоносности рек по временам года, или, как мы сказали бы теперь, на годовой сток и внутригодовое его распределение.
Эти принципиальные и важные положения, к сожалению, не сыграли сколько-нибудь существенной роли и спорящие стороны его вскоре забыли, вновь говоря «вообще» о влиянии истребления лесов на водоносность рек. Между тем именно в разделении вопроса на две части (влияние на годовой сток и на распределение его внутри года) кроется если не ключ, то во всяком случае подход, открывающий новый путь к решению вопроса о влиянии лесов и болот на климат и воды, который еще долгие годы будет привлекать внимание многих выдающихся ученых.
В том же 1876 г. в Петербурге на «Собрании сельских хозяев» выступил с докладом еще молодой в то время (ему было всего 30 лет) ученый — Василий Васильевич Докучаев, впоследствии выдающийся почвовед и географ, основоположник учения о географической зональности. Были ли ему известны выводы Вильда и Гельмерсена, сказать трудно. Вероятно, нет, так как академическая наука в то время была замкнутой, кастовой. Свой доклад, названный им «Предполагаемое обмеление рек Европейской России», Докучаев начал так:
«Милостливые государи, Распорядительный комитет Петербургского собрания сельских хозяев, предлагая на обсуждение вопрос об обмелении рек России, нет сомнения, хотел выразить этим всю ту важность, какую он придает данной задаче. Мы, разумеется, можем только приветствовать Комитет с постановкою на очередь такого жизненного вопроса. И, действительно, было бы трудно отыскать другое явление природы, обстоятельное разъяснение которого имело бы такой высокий научный интерес и в то же время такое всеобщее для Россий практическое значение, как предполагаемое обмеление рек Европейской России! Ирригация нашего юга, осушение некоторых участков центральной и северной России, наше внутреннее судоходство, значение рек для климата и растительности страны — все это самые насущные вопросы для будущности России и все они находятся в непосредственной, теснейшей связи с жизнью и действительностью наших рек.»
В статьях и докладах по вопросу об обмелении рек и до доклада Докучаева не было недостатка, но в них не было главного — точного понимания самого понятия «обмеление рек».
«Нам кажется, — говорит Докучаев, — что, строго держась прямого значения слова «обмеление», под ним нужно разуметь уменьшение глубины (высоты столба) воды в реке. Но уменьшение глубины может произойти на определенном участке и зависеть от изменения русла и может относиться ко всей реке, сопровождаясь уменьшением количества протекающей через нее воды.» Это последнее и есть, по Докучаеву, «истинное обмеление рек». Так его понимают ученые и в наши дни.
Свой доклад Докучаев посвятил анализу фактов, которые обычно приводились в то время для доказательства систематического обмеления рек.
Факт первый касается морфологии речных долин. Известно, что многие реки имеют вторые берега (террасы), ныне не затопляемые, что свидетельствует о более высоком уровне рек в прошлом. Но если, говорит Докучаев, «река углубила свое русло и теперь не в состоянии покрывать при разливах берегов, то это еще не говорит о ее действительном обмелении».
Факт второй — прямые наблюдения по футштокам (водомерным рейкам) за уровнем воды ряда рек, проводимые длительное время и обнаруживающие в ряде случаев систематическое понижение уровня в течение 10—20 лет подряд.
Показаний футштока, говорит Докучаев, еще недостаточно, чтобы решить, мелеют ли наши реки, так как уровень воды может понижаться (вследствие углубления русла), а водоносность реки при этом остается неизменной.
Факт третий — свидетельства «судовщиков» об ухудшении судоходных условий на ряде рек (реки, бывшие в прошлом судоходными, ныне обмелели и недоступны даже для лодок).
Докучаев подробно рассматривает причины упадка судоходства на ряде рек (например, на р. Гжать, которую он хорошо знал) и приходит к выводу, что дело не в обмелении рек, а в изменении исторической обстановки, приведшей к нецелесообразности транспорта грузов на многих малых реках, прежде использовавшихся эпизодически для сплава несамоходных судов в половодье.
Факт четвертый — нахождение остатков больших судов и якорей в долинах некоторых рек, ныне несудоходных.
Остатки этих судов, говорит Докучаев, могли быть следствием неудавшегося сплава их во время весеннего разлива, что нередко случалось на таких реках, как Воронеж, Хопер, и других.
Факт пятый — постоянно увеличивающаяся распашка и расширение земледелия, которые якобы ухудшают условия стока талых и дождевых вод.
«Надо еще доказать, — говорит Докучаев в своем докладе, — что деревья, растущие на десятине, или густая степная трава потребляют воды меньше, чем пшеница или лен, растущие на том же пространстве».
Факт шестой — истребление лесов приняло угрожающие размеры. Докучаев приводит цифры, показывающие, что леса в ряде губерний действительно сильно поредели. После генерального межевания 1744—1793 гг. в Петербургской губернии площади, занятые лесами, уменьшились, например, на 34%, в Могилевской — на 36%, в Тверской — на 46% и т. д.
Но, говорит он, было бы слишком смело ставить уменьшение площади лесов в связь с количеством выпадающего в данной местности снега и дождя. «Только океан и ветры должны быть признаны мощными, едва ли не единственными регуляторами количества влаги в данной стране».
Заканчивая свой доклад, Докучаев сказал: «Итак, значит, при всем желании нашем найти, если не прочные, то хотя бы косвенные доказательства действительного, истинного обмеления наших рек, мы, к счастью, все-таки не нашли таковых».
С того времени, когда был сделан этот доклад, прошло более 100 лет. По мере увеличения масштабов воздействия человека на природу — вырубка лесов, осушение болот, распашка земель, проведение агротехнических и агролесомелиоративных и водохозяйственных мероприятий — вопрос о влиянии хозяйственной деятельности на сток рек неоднократно поднимался вновь и вновь.
В то время, когда Докучаев делал свой доклад, наблюдения за водным (вернее, за уровенным) режимом рек в нашей стране только-только начинались. Изучение же водоносности рек, необходимое для ответа на вопрос, «происходит или нет истинное обмеление рек», по-настоящему было организовано лишь после Великой Октябрьской социалистической революции.
В настоящее время систематические наблюдения за водным режимом рек СССР ведутся более чем на 5000 станций. Многие из них имеют непрерывные ряды ежедневных наблюдений за 50—80 лет и более.
Теперь уже о состоянии и изменении водоносности наших рек мы можем судить не по рассказам старожилов, охотников или «судовщиков», а по объективным данным натурных наблюдений и экспериментальных исследований. Но почему-то к данным наблюдений далеко не всегда обращаются и в наши дни, предпочитая фактам общие рассуждения, показания старожилов.