Факультет

Студентам

Посетителям

Майк и другие… 20 лет спустя

«Сзади раздались шаги: шимпанзе подошел совсем близко, я это почувствовала по его тяжелому дыханию за спиной. Вдруг послышался громкий лай, хруст веток, и что-то больно ударило меня по голове. Приподнявшись, я повернулась лицом к самцу. Он стоял, готовый, казалось, в любую минуту броситься на меня. Но вместо этого он вдруг отвернулся и побрел прочь, то и дело останавливаясь и оглядываясь назад. Самка с детенышами бесшумно сползла с дерева и пошла вслед за ним. Еще несколько секунд — и все вокруг опустело. Я испытывала огромную радость — мне удалось установить контакт с диким шимпанзе!» Совсем недавно этот и другие рассказы молодой исследовательницы Джейн Гудолл (1974) обошли страницы газет и журналов многих стран мира. Чем же вызван такой интерес? И почему не страх, а «огромную радость» испытала исследовательница при нападении на нее зверя?

Дело в том, что до последних лет о жизни шимпанзе и других обезьян в естественных условиях было мало что известно. Одна из главных причин отсутствия сведений — борьба церкви против приматов, т. е. против обезьян.

Приматы, или примасы, в переводе с латинского означают одно и то же — «первые». Так со средних веков титулуют высших служителей церкви — архиепископов, кардиналов и т. п., а с XVIII в. приматами в биологии стали именовать и высший отряд млекопитающих, к которым относятся и обезьяны, и человек. С обезьянами церковники вели ожесточенную борьбу. Само слово «обезьяна» (в Древней Руси «облизяна») происходит от арабского abu zina, что означает «отец блуда». В средневековом своде зоологии «Физиологусе» обезьяна обозначена как «Figura Diaboli». Даже упоминать «живого дьявола» — «отца блуда» считалось страшным грехом. Изучать обезьян было еще опаснее — книги о них просто сжигали, а иногда вместе с… авторами и читателями. Изображения обезьян на картинах заменяли изображением человека или других животных. Смущало внешнее сходство обезьян с человеком.

Позднее Т. Гекели (1864) установил, что человека следует рассматривать как млекопитающее, близкое к обезьянам, особенно к антропоморфным. С тех пор ученые стали детально сравнивать строение организма человека и обезьян. По заключению великого русского ученого И. И. Мечникова (1903), различия между мозгом человека и человекообразных обезьян менее резки, чем различия между мозгом высших и низших обезьян.

И. И. Мечников, ссылаясь на немецкого анатома Видерсгейма, указывал на «пятнадцать органов, представляющих у человека значительный шаг вперед по сравнению с человекообразными обезьянами: нижние конечности, хорошо приспособленные к вертикальному положению тела и к продолжительной ходьбе; развитие в ширину таза и крестца, равно как расширение отверстия малого таза у женщины; изгиб поясничной части позвоночного столба; развитие мускулов задней части и икр; обособление некоторых мускулов лица; нос; некоторые проводящие пути головного и спинного мозга; затылочная лопасть больших полушарий; усиленное развитие коркового слоя больших полушарий и, наконец, значительное обособление мускулов гортани, делающее возможным членораздельную речь… и 17 органов, находящихся в упадке и способных более или менее неполно выполнять свое физиологическое направление (в это число входят упрощение мускулов нижней конечности, 11-я и 12-я пары ребер, пальцы ноги, слепая кишка и т. д.). Кроме того, он насчитал не менее 107 рудиментарных органов, не могущих более выполнять никакой роли (копчиковая кость — остаток хвоста; 13-я пара ребер у взрослого; ушные мускулы, червеобразный отросток и т. д.)».

Сходство анатомического строения человека и человекообразных обезьян свидетельствует об их родственности. Приматы и человек происходят, как известно, от одних предков. Церковь утверждает, что все виды «сотворены» раздельно и ничего родственного между ними нет и быть не может. Человек — «венец творения» — создан, по учению церкви, по образу и подобию самого бога. А тут мерзкая обезьяна. Уничтожить о ней всякое упоминание, чтобы не смущала верующих. Благо она живет в далеких «диких странах» — недоступной Африке и Азии.

И исчезла человекообразная обезьяна из литературы почти на полторы тысячи лет. Сведения древних ученых были забыты, новых данных никто не собирал. Всего 20 лет назад в научных изданиях за рубежом встречались самые нелепые сказки об обезьянах. Забвению помогло и то, что, например, шимпанзе живут в малодоступных джунглях Африки. Они очень осторожны и никого к себе не подпускают. Один из ученых — Г. Ниссен сравнительно недавно пытался наблюдать за шимпанзе. Он провел 2,5 месяца в джунглях Гвинеи, но мало чего увидел, так как обезьяны не позволили ему подойти к ним близко. Не удивительно поэтому, что, когда около 20 лет назад распространились слухи, что молодая англичанка Джейн Гудолл поселилась вместе с матерью в джунглях тропиков и стала наблюдать за жизнью шимпанзе, многие предполагали, что у нее ничего из этого не выйдет. А когда в печати появились сообщения о первых итогах ее наблюдений за обезьянами (Гудолл-Лавик, 1974), то они были подобны разорвавшейся бомбе. На оз. Танганьика хлынула волна корреспондентов и ученых. Японские исследователи (Jtani J. and Suzuki, 1967) тут же организовали в Африке свой центр наблюдений. Фильмы Гудолл-Лавик о шимпанзе обошли весь мир. Показывались они не раз и по нашему телевидению.

Джейн с детства любила животных. После школы она работала официанткой и накопила денег на поездку в Африку. Приехав в Кению и узнав о том, что в музее Найроби работает известный археолог Луис Лики, Джейн попыталась устроиться к нему на работу. Ее приняли помощницей секретаря в музее. Вскоре жена Лики Мэри предложила девушке поехать с ними на раскопки в Олдувайское ущелье. Джейн, научившись разбирать археологические материалы в музее, была неплохим помощником и на раскопках в палящей пустыне.

Однажды вечером после работы Луис Лики стал рассказывать ей о шимпанзе, обитающих в местности Гомбе Стрим около оз. Танганьика, и о необходимости изучения их поведения в естественных условиях. Джейн Гудолл (1974) так рассказывает об этом памятном разговоре, круто изменившем ее жизнь:

«Я решила, что он шутит, когда после небольшой паузы он предложил мне взяться за работу. И хотя это было дело, о котором я мечтала, у меня не было специальной подготовки для того, чтобы вести научные наблюдения за поведением животных… Однако Луис убедил меня, что для этого университетское образование совсем не обязательно, оно может оказаться даже в некотором роде неблагоприятным фактором. Он хотел выбрать человека с непредвзятым мнением, не связанного с той или иной теорией, человека, который предпринял бы подобное исследование исключительно ради любви к истине…

Лики говорил о недюжинном терпении, выносливости и самоотверженности, которым должен был обладать человек, решившийся посвятить себя исследованию этой группы животных. Лишь один ученый, — продолжал Лики, — сделал попытку проследить за поведением шимпанзе на воле. Он провел в джунглях Гвинеи два с половиной месяца, но этот срок был слишком мал, чтобы выполнить серьезное исследование».

И действительно, прошло два трудных года жизни среди отвесных скал и непроходимых джунглей ГомбеСтрим, прежде чем шимпанзе подпустили исследовательницу на столь близкое расстояние, чтобы можно было наблюдать за ними, и лишь через четыре года она смогла вести детальное изучение жизни обезьян в естественных условиях. Л. Лики объяснил, почему его особенно интересуют повадки группы шимпанзе, живущей по берегам озера: костные останки доисторического человека чаще всего находят именно на берегах озер, и ученый предполагал, что изучение поведения обезьян приблизительно в таких же условиях поможет понять особенности образа жизни наших далеких предков…

Однако наблюдать за шимпанзе оказалось не так-то просто: «Более полугода я старалась преодолеть у шимпанзе присущий им инстинктивный страх перед человеком, который заставлял животных бесследно исчезать при моем появлении».

Потом в течение пяти месяцев шимпанзе очень агрессивно встречали Джейн в. лесу. Однажды один самец ударил ее палкой по голове. Но нападение шимпанзе не испугало смелую исследовательницу.

Прошли годы, и отношения с животными наладились. С некоторыми шимпанзе Джейн подружилась и провела тысячи часов рядом с ними, то подавая животным бананы, то играя с детенышами, то просто наблюдая за жизнью обезьян. Наблюдения эти внесли в науку много нового и неожиданного.

Выяснилось, что обезьяны умеют строить себе на ночь своеобразные «жилища», точнее, гнезда для сна. Иногда переплетение ветвей в гнездах было довольно сложным. Гнездо содержалось всегда в чистоте. Среди ночи обезьяны мочились и испражнялись только через его край. В плохую погоду они строили гнезда и днем, пытаясь в них укрыться. Любопытно, что ей удалось увидеть даже что-то вроде «танца дождя», который исполняли крупные самцы.

Сенсации появились там, где их и не ожидали. До сих пор считалось, что все обезьяны питаются только растительной пищей. Лишь человек, первый из приматов, стал охотиться и есть мясо. Предполагали, что охота и мясная пища сыграли важную роль в очеловечивании обезьяны. Но вот однажды Джейн Гудолл увидела, что обезьяна теребит что-то розовато-красное, а два других шимпанзе делают просящие жесты. Их просьба была удовлетворена — они получили по кусочку чего-то красноватого. Позднее Гудолл разглядела — «что-то» было мясом кустарниковой свиньи. Вегетарианцы-шимпанзе ели мясо — об этом никто и не подозревал! Постепенно выяснилось, что они обычно охотятся на кабанов, детенышей бабуинов или на древесных обезьянок. Охоту шимпанзе устраивают по всем правилам: одни следят за добычей, а другие отрезают путь к спасению, более смелые — нападают.

Любопытнее всего то, что при разделе добычи самые свирепые вожаки униженно «выпрашивали» мясо у «охотника», впервые забывая о своем «высоком» положении. Очевидно, здесь есть что-то такое, что дает обезьянам — добытчикам мяса все права на его раздел.

Ну а самым сенсационным оказалось то, что обезьяны могут не только использовать, но и изготовлять орудия. В Либерии Д. Битти видел, как живущие на воле дикие шимпанзе раскалывают орехи: «Он взял камень и принялся ударять им по ореху, предварительно положив его на другой плоский камень». Б. Мерфильд наблюдал, как несколько шимпанзе добывают мед из гнезда земляных пчел: «Каждая обезьяна держала длинную ветку, совала ее в пчелиный ход и вынимала покрытую медом. Ход был один, и хотя в большинстве случаев обезьяны совали в него ветви по очереди, то и дело вспыхивали ссоры, а те, которые слизали свой мед, старались отнять только что обмакнутые веточки» (Шаллер, 1968).

Д. Гудолл установила, что шимпанзе применяют толстые палки в качестве рычага для расширения входного отверстия в гнездо земляных пчел, а также при попытке открыть ящики с бананами (на станции подкормки). Одна обезьяна использовала прутик в качестве зубочистки, а другая ковыряла в носу соломинкой.

Засунув палку в гнилое дерево и вытащив ее, они обнюхивают конец палки и, если чувствуют запах личинки насекомого, тут же разламывают гнилушку и съедают личинку. С помощью палки обезьяны ловят муравьев-«сафари», укусы которых очень болезненны. Чтобы избежать укусов, шимпанзе, повиснув одной лапой на дереве, другой засовывают палку в муравейник и выуживают ею муравьев. Если они не могут дотянуться ртом до воды, скопившейся в дупле, то пережевывают несколько листьев и превращают их в своеобразную губку, с помощью которой извлекают воду или вычищают остатки мозга из черепа павиана. Листьями они вытирают грязь, остатки липкой пищи. Листья же они прикладывают к кровоточащей ране.

Еще в 30-е годы исследованиями советских ученых установлена способность шимпанзе манипулировать различными предметами. Например, чтобы достать высоко подвешенные бананы, они ставили ящики друг на друга, взбирались на эту искусственную пирамиду и доставали пищу. В послевоенные годы исследования приматов были продолжены (Ладыгина-Котс, 1959; Неструх, 1960; Тих, 1970; Хрустов, 1968; Фабри, 1973).

Наблюдения Д. Гудолл подтверждали, что шимпанзе пользуются орудиями. Исследовательница несколько раз наблюдала, как шимпанзе бросали камни в бабуинов и палки в леопардов. А однажды она увидела, как шимпанзе делают орудия. Впервые Джейн застала за изготовлением орудий самца, названного ею Дэвидом. Сидя на корточках возле холма из красной глины, представляющего собой гнездо термитов, он осторожно просовывал длинный стебелек травы в одно из отверстий термитника. Потом вытащил травинку и что-то обобрал с нее губами. Джейн стала наблюдать. Вскоре к термитнику снова пришел Дэвид, но уже с Голиафом. Они трудились почти два часа.

«За это время я смогла увидеть много любопытных деталей: как они расковыривают свежезаделанные отверстия большим и указательным пальцами, как откусывают конец травинки, если он обломался, или же используют противоположный, целый конец. Если травинка оказывается слишком широкой, шимпанзе с двух сторон «сужают» ее, обламывая по краям. Голиаф однажды отошел от термитника в поисках подходящего орудия метров на пятнадцать. Нередко оба самца срывали сразу три-четыре стебелька и клали рядом с термитником, применяя их по мере надобности.

Но, пожалуй, самым интересным было то, как они подбирали небольшие веточки или плети лианы и, пропустив сквозь сжатый кулак, очищали их от листьев, делая пригодными к употреблению. Это можно считать первым документированным примером того, что дикое животное не просто использует предмет в качестве орудия, но действительно изменяет его в соответствии со своими нуждами, демонстрируя тем самым зачатки изготовления орудий».

Гудолл зафиксировала прямо-таки необыкновенный случай использования обезьяной орудий. Юный шимпанзе, которого она назвала Майком, занимал низшее положение в стаде и получал частые взбучки от взрослых самцов. Майк решил пробить себе «путь наверх» с помощью пустых бидонов из-под керосина, которыми была обложена палатка Джейн. Однажды, когда все стадо собралось на полянке и обезьяны, блаженствуя, искали друг у друга в волосах, Майк схватил две канистры, выбежал на полянку и стал бросать их в сородичей. Сильные самцы угрожающе оскалили зубы, но Майк не унимался и продолжал грохотать пустыми канистрами. Вожаки пытались не обращать внимания на разбушевавшегося юнца, но канистры так страшно грохотали, что всем пришлось отступить.

Постепенно обезьяны возвратились на полянку, делая Майку успокаивающие знаки, и осторожно трогали его, демонстрируя свою покорность. В следующий раз Майк ухитрился схватить сразу три канистры и бросился с ними на сородичей. Все это повторялось несколько раз. Вскоре Майк так укрепил свои позиции, что никто из крупных самцов уже не осмеливался отнять у него еду или прогнать с удобного места. Правда, ему пришлось еще выдержать бой с вожаком стада — Голиафом, после чего он сам стал во главе стада.

«Правление» Майка длилось шесть лет. Затем и он уступил свое место необычайно агрессивному самцу Хамфри. Однако могущество Хамфри также было недолговечным. Через два года сын Фло, Фиган, не обладавший силой или большими размерами тела, но отличавшийся необычной сообразительностью, занял высшую ступень иерархической лестницы в сообществе, умело используя поддержку своего старшего брата Фабена. Этот статус Фиган сохраняет уже на протяжении семи лет.

Личная «неприкосновенность» и высшая ступень в иерархии не нарушали родственные связи. «Нередко можно наблюдать, как Фиган играет со своими маленькими племянниками Фрейдом и Фродо, в то время как их мать Фифи преспокойно лежит, растянувшись на земле, и наблюдает за их возней. Семейные связи важны и для самых могущественных животных. Отсутствие их в сообществе шимпанзе может привести к серьезным нарушениям в поведении. Так, в семье самки Пэшн, которая всегда на редкость равнодушно относилась к собственным детенышам и бросала их на произвол судьбы, были отмечены случаи «каннибализма». Пэшн и ее дети, Пом и Проф, отнимали новорожденных детенышей у других самок, занимающих более низкие ступени иерархической лестницы. Такая судьба чуть не постигла новорожденных близнецов Мелиссы, и жизнь их была спасена только благодаря вмешательству взрослого самца, который защитил самку с младенцами».

В национальном парке Гомбе Стрим у оз. Танганьика сейчас живет около ста шимпанзе. Примерно половина из них — объект пристального изучения. В своих странствиях шимпанзе придерживаются строго определенной территории. Ареал сообщества составляет примерно 10—15 км2. Взрослые самцы, собравшись в небольшие группы по три — пять особей, патрулируют границы ареала. Как правило, в это время они ведут себя очень тихо и настороженно, тщательно осматривают землю, подбирают и обнюхивают листья и ветки в поисках следов «вторжения». Иногда они взбираются на высокое дерево и оглядывают «враждебную» территорию, принадлежащую соседнему сообществу.

Если «патруль» сталкивается с группой соседей, то после демонстрации угроз обе стороны остаются в пределах своего ареала. Иногда бывают случаи нападения на отдельных нарушителей границы. Беспрепятственно проникать на территорию чужого сообщества могут только молодые самки. Были случаи попыток «передела» территории. Так, в начале 70-х годов сообщество шимпанзе неожиданно разделилось на две части: семеро взрослых самцов и три самки с детенышами перешли в южную часть заповедника. Образовались две враждующие группы. Теперь при встрече возле общей границы самцы устраивали шумные демонстрации, громко ухали, барабанили по стволам деревьев, волочили за собой большие ветки. Иногда самцы северного сообщества атаковывали своих отделившихся собратьев, проникая на их территорию. В конце концов автономия «южан» была сломлена…

Если Д. Лавик-Гудолл и японские исследователи изучали шимпанзе в местах их естественного обитания (что, конечно, доступно не для всех ученых, так как шимпанзе и гориллы обитают лишь в Африке), то советские ученые решились на очень рискованный эксперимент — попробовать выпустить шимпанзе из клеток в наших северных условиях и пронаблюдать за их поведением. Риск состоял в том, что было не ясно, смогут ли выдержать африканские животные суровые для них условия жизни в нашей климатической зоне. Но зато такие наблюдения могли дать ответ на многие вопросы, и прежде всего представить, что же случилось с нашими далекими предками, когда они вышли за пределы их тропической прародины.

Эксперимент был начат в 1972 г. Из Института физиологии им. И. П. Павлова АН СССР привезли в Псковскую область шимпанзе. Их высадили на небольшом безлюдном острове одного из озер. В первый год на острове поселились три обезьяны (Бой, Тарас и Гамма). В последующие годы к ним присоединились еще две (Сильва и Чита). На зиму всех их вернули обратно в лабораторные условия. Все обезьяны были ручными, так как они попали в неволю в возрасте около года и были вскормлены из рожка, а Бой родился в питомнике под Ленинградом. До экспедиции все они пробыли в лабораторных условиях по 2—4 года.

Когда впервые шимпанзе увидели озеро, они насторожились, и стоило только клетки с обезьянами поставить в лодки, как они подняли страшный визг и крик. Однако, как только нос лодки уткнулся в берег, крик утих, а с переходом всех на сушу и совсем прекратился. На следующее лето при переправе на остров питомцы уже не поднимали такого визга, но все же боялись открытой воды. После того как открыли клетки… Впрочем, здесь предоставим слово для рассказа самому руководителю экспедиции, доктору медицинских наук Л. А. Фирсову (1977).

«К нашему удивлению, обезьяны, выпущенные из клеток, никуда не побежали. Только Гамма отошла на несколько шагов в густую траву, а Бой и Тарас, сделав обиженные физиономии, заскулили и стали ходить вокруг клеток…

В первое утро ни одна из обезьян не прикоснулась к протянутым сластям, хотя в дороге их кормили в обрез. Когда мы собрались уехать на соседний остров, где разбили лагерь экспедиции, обезьян словно подменили. Забыв страх перед лодкой и водой, они бросились к нам с душераздирающим визгом…

Постепенно они освоились. Быстрота появления новых навыков была поразительной. Уже в конце декады начались шумные игры Тараса и Гаммы на высоте 30—40 м с огромными прыжками с ветки на ветку. Чуть позже в такие игры включился и Бой. Тарас к этому времени освоился с пружинящими свойствами кустарника: он иногда не затруднял себя спуском с дерева по стволу, а прыгал с высоты 5—7 м прямо на куст, росший под деревом».

Наблюдения показали, что обезьяны любят играть. Молодой шимпанзе может подолгу забавляться своими конечностями или незатейливым предметом, сопровождая игру мягкими звуками. Групповая игра шимпанзе в новых условиях была полностью лишена обычных иерархических взаимоотношений между особями. В лаборатории такие игры зачастую перемежались драками — «закономерным возмездием» за недопустимые вольности со стороны подчиненных.

Малыши явно пользовались привилегированным положением, их баловали все более взрослые обезьяны. Например, малышка Чита «положение баловня уразумела довольно точно и пользовалась им, выпрашивая сласти и добиваясь всяческого внимания к своей особе. Вымогательство начиналось с покорного протягивания ладошки».

Покровительство, оказываемое Чите вожаком Боем, было особенно заметно во время кормления. «Бой добыл изрядный кусок свежей капусты. Чтобы съесть его без досужих наблюдателей, он забрался на сосну, удобно расположился на прочном суку и приступил к трапезе. Чита и за ней Гамма немедленно взобрались туда же и уселись по обе стороны от Боя, жадно поглядывая на аппетитный кусок. Внимательно взглянув на Боя, Чита откусила самую малость, а потом еще и еще, уже побольше, и тут же громко зачавкала с набитым ртом. Глядя на малышку, потянулась было к капусте и Гамма, деликатно, не дыша, но ее рука была остановлена не менее деликатно, но и недвусмысленно рукой Боя».

О способностях шимпанзе можно судить по многим фактам, особенно если эксперимент проводится в экстремальных условиях, когда животные инстинкты обостряются до предела. Например, в 1979 г. в лаборатории в Колтушах (под Ленинградом) произошло редкое событие — родился шимпанзенок (от Гаммы и Тараса). При родах все животные держатся обособленно, а мать с новорожденным тем более настороженна ко всем посторонним. Прошло 17 минут после появления младенца, пуповина еще не была разорвана, и Гамма передвигалась с младенцем на руках, осторожно ее потягивая. Наблюдателям хотелось помочь обезьяне и перерезать канатик, связывающий ее с новорожденным.

Однако было не ясно, как отнесется мать к тому, что в вольер к ней войдет человек с блестящими ножницами. Но все оказалось проще предполагаемого. Увидев ножницы в руках вошедшего к ней человека, шимпанзе подхватила пупочный канатик, слегка натянула его и, как заправский ассистент, подставила его под ножницы. Скользкий канатик, к несчастью, дважды выскальзывал из-под ножниц, но мужественная мать настойчиво держала его на весу. Только на третий раз удалось разрезать пуповину. Обезьяна не только поняла назначение ножниц, но и оказала человеку такую помощь, до которой не додумался бы ни один экспериментатор (Фирсов, 1979).

Сходные способности демонстрируют и другие приматы, например гориллы. Наблюдения за гориллами свидетельствуют, что и эти обезьяны организованы в сообщества. Как и шимпанзе, они строят гнезда и пользуются определенными сигналами связи между собой. Например, горные гориллы (обнаруженные лишь в 1901 г.) занимают весьма скромную территорию. Обитают они в густых и влажных лесах и зарослях бамбука в сердце гористой Экваториальной Африки. Это самые крупные из человекообразных. Рост самцов достигает порой двух метров, вес — 300 кг. Живут они семьями из пяти и более особей, где властвует могучий серебристоспинный вожак. Они ведут наземный образ жизни, ходят на четырех лапах, изредка влезают на деревья, а иногда шагают как люди, выпрямляясь во весь рост.

Американский зоолог Д. Б. Шаллер (1968) провел среди горилл целый год. Он так хорошо освоил повадки горилл, что смог стать своим в группе, передвигался вместе с ней, не вызывая никакой тревоги среди обезьян, и даже спал рядом со свирепыми самцами. Тут нужно не только знание всех правил поведения, принятых у горилл, но и большое мужество. Особенно важно не смотреть прямо в глаза горилле. Это непростительная дерзость, грубый вызов, и не исключено, что в ответ разгневанный самец одним небрежным движением руки просто-напросто оторвет вам голову.

Гориллы — лесные жители и строгие вегетарианцы. Они предпочитают сырой лес. Не укрываются от опасности на деревьях, как бабуины; напротив, случайно оказавшись в этот момент на дереве, гориллы спускаются вниз и спасаются бегством.

В группе насчитывается от 5 до 27 горилл, в среднем — 16. В ее составе прежде всего один или несколько самцов старше 10 лет (с белой шерстью на спине), несколько взрослых самок и не достигших половой зрелости самцов, а также неопределенное число детенышей и молодняк. Встречаются и самцы-одиночки; они живут отшельниками, иногда километров за тридцать от ближайшего стада. Но вообще-то группы горилл крепко спаяны; вовремя еды или передвижения животные не отходят друг от друга далее 60 м. В составе группы возможны изменения (например, когда к ней примыкают новые обезьяны). Шаллер описывает одну группу, в которую за 12 месяцев включилось семь взрослых самцов с посеребренными спинами. Следовательно, группа не абсолютно замкнута. Встречи между группами горилл всегда протекают мирно; строго определенной, закрепленной за группой территории у них нет. Шаллер наблюдал даже слияние групп, длившееся несколько месяцев. Настоящих драк он ни разу не видел, дальше угроз дело не заходило. Такие же мирные отношения царят внутри группы. Здесь-то, по-видимому, не существует соперничества из-за самок; пища обильна, из-за нее не бывает конфликтов.

Даже у кротких горилл существует деление на вожаков и подчиненных (главенство вожаков в стаде называется доминированием); однако законы иерархии здесь отнюдь не драконовские. Все сводится к тому, что некоторые самцы обладают правом старшинства и привилегированным положением.

По иерархии после самцов с поседевшими спинами следуют взрослые самцы с черными спинами, которые, как и самки, стоят выше молодых животных. Один из убеленных сединой самцов — вожак. Его примеру подражают все. Если он сооружает на кусте или на земле гнездо из веток, другие немедленно принимаются за дело; он отправляется в путь — все следуют за ним.

В отношениях между полами нет ничего похожего на вольности бабуинов и шимпанзе: здесь эта область жизни даже трудно поддается наблюдению. Между матерью и детенышем, конечно, существует тесная связь. Детеныш первые три месяца своей жизни проводит у нее на руках и до пяти-шести месяцев даже не пытается поиграть со сверстниками. Дальше он начинает самостоятельно добывать пищу, материнское молоко становится для него второстепенной едой. Детеныш и самка еще продолжают обирать друг у друга паразитов (это «обыскивание» — груминг играет большую роль и во взаимоотношениях шимпанзе), но потом интерес к этому занятию у обоих угасает. До второго года жизни детеныш еще поддерживает связь с матерью (впрочем, эта связь становится все слабее) даже после того, как та перестает кормить его своим молоком, и позже, когда у нее появляется следующий детеныш.

Что касается общения особей внутри группы, то оно осуществляется главным образом при помощи жестов. Звуки издаются очень редко. Если, например, две самки поссорятся, самец отрывисто выкрикивает пронзительное «ух! ух!», и сейчас же наступает умиротворение. Этот же звук, раздавшийся в то время, когда группа спокойно кормится, заставляет всех посмотреть сначала в сторону вожака, а затем в сторону того, что обратило на себя его внимание.

Гориллы предпочитают устраиваться на земле. Гнездо представляет собой просто ворох веток, причем гориллы никогда не ночуют в нем два раза подряд, вероятно, потому, что здесь же испражняются. Наблюдение за гориллами принесло так же много нового и интересного, как и изучение шимпанзе.

Эксперименты, проведенные советскими учеными, и наблюдения Д. Лавик-Гудолл, Ф. Итани, А. Сузуки, Д. Шаллера, В. Рейнольдса и других существенно изменили наши представления о поведении обезьян. Поведение человекообразных обезьян оказалось не совсем таким животно-примитивным, как предполагали ранее. Даже у низших обезьян, как это установила Н. А. Тих (1970), стремление к объединению, к стадности выходит за пределы зависимости от сексуальных, пищевых и оборонительных импульсов и превращается в самостоятельную потребность. Стадо обезьян представляет собой не беспорядочное, случайное скопление, а хорошо организованную, стабильную группу с четкой субординацией и строгим порядком, регулируемым комплексом разнородных взаимоотношений, и прежде всего: узами матери и ребенка; возрастом животного (при переходе от одной возрастной группы к другой повышается социальная роль особи); родственными связями, например отношением к братьям, сестрам; взаимоотношением самцов и самок и, наконец, доминированием (главенством взрослых самцов в стаде). Легко заметить, что все эти факторы служат и человеку. Особенно важную роль они, очевидно, играли на ранних ступенях его истории, ибо жизнь первобытного человека, шимпанзе и бабуина — это не что иное, как регулируемое сосуществование с себе подобными в группе.

Доминирование наблюдается не только у шимпанзе и горилл, но и у других обезьян. Любопытно, что особенно четко оно выражено у павианов, а павианы жили вместе, с нашими предками в одной и той же среде — саванне. Сходная среда, как показывают многие исследования, приводит к появлению и сходной организации стада, поэтому очень важно познакомиться с тем, как формируются сообщества у павианов.

Как показывают наблюдения, обычно в стаде павианов один самец занимает главенствующее положение, остальные уступают ему во всем безропотно. Если же он не в силах удержать за собой это положение, тогда объединяются два-три самца и захватывают власть. Прочие самцы располагаются по нисходящим ступеням иерархической лестницы. Доминирующим всегда без спора уступают пищу, самку, гнездо для спанья, перебирают у них шерсть, выискивая насекомых, и т. п.

Постоянный порядок в стаде обеспечивает, как подчеркивают наблюдатели, не столько свирепость доминирующего самца, сколько покорность подчиненных. Самец-вожак большей частью одним взглядом ставит на место «забывшегося» подчиненного. Борьба за главенство происходит редко. Наблюдателей удивляло, почему драки за «власть» почти не наблюдаются, хотя в стаде, где полсотни или даже сотня животных, постоянно подрастают молодые и сильные самцы, которые, казалось бы, должны стремиться к лидерству. В стаде шимпанзе, где доминирование выражено слабее, борьба за главенство иногда бывает, а в стаде павианов такие события совсем редки.

Специалисты И. Де Воре и К. Холл (J. De Vore.., 1965) пришли к странному на первый взгляд заключению: отношения в группе обезьян зависят не столько от самцов, сколько от самок, относящихся к высшей ступени иерархии. Эти самки образуют что-то вроде избранного женского аристократического кружка, куда входят ближайшие родственники (мать—дочь и сестра — сестра), сюда не допускаются дальние родичи и чужие. Эти «высокопоставленные» самки располагаются обычно в центре группы — наиболее безопасном от хищников месте, где в интимном кружке элиты они ухаживают друг за другом и вынашивают детей в атмосфере комфорта и безопасности. Самки, относящиеся к низшей ступени иерархии, обитают на краю группы, и им постоянно грозит опасность получить шлепок от вожака (если ему случайно загородят дорогу) или подвергнуться внезапному нападению хищников. Постоянно испытывая тревогу, они невольно передают детям свою робость. Напротив, детеныши привилегированных животных впитывают «самоуверенность» как бы с молоком матери.

К выводу о том, что «в сходных условиях у общественных животных складываются сходные структуры сообществ», впервые пришел английский ученый Д. Крук (D. Crock). Он наблюдал сообщества не только павианов, но и антилоп, а также и других животных. Его поразило, насколько одинаково реагируют различные животные на одни и те же изменения в среде.

Например, для павианов оптимальные природные условия — в саваннах, расположенных близко от лесов (где можно легко спастись от хищников, устроиться на деревьях спать и т. п.), и в мягком климате с изобилием пищи… Здесь семейные отношения, кроме связей матери — дети, смазаны. Власть доминирующих самцов над всеми самками непререкаема. Те обезьяны, которые обитают на горных склонах Эфиопии, находятся в более тяжелом положении: климат здесь суровый, сезонные изменения большие, пищи меньше. Меняется и организация сообществ. Доминирующие самцы уже не могут заставить всех самок постоянно следовать за собой. Стадо разбивается в течение дня на группы; каждая из них состоит из одного взрослого самца и самки с детенышами. Вожак над ними не властен.

Любопытно, что такое разделение на небольшие группы сохраняется только в сухой период. С наступлением дождей они вновь объединяются в огромные стада с единым всемогущим вожаком и многочисленными бесправными самцами. У гамадрилов, которые живут в суровых скалистых районах Эфиопии или в полупустыне Сомали, небольшие группы с одним самцом существуют круглый год. Каждый самец имеет постоянно одну или несколько самок, которых он не отпускает от себя ни на шаг. Не исключено, что и у первобытного человека в начале его истории при ухудшении природных условий также складывались небольшие «семейные» ячейки.

Из наблюдений Д. Лавик-Гудолл и других исследователей можно сделать вывод, что внутри сообщества обезьян наиболее прочны родственные связи. Однако только шимпанзе (из всех видов животных) обеспечивают для своих детенышей «удлиненное детство». Бабуину, чтобы стать взрослым, требуется б лет, шимпанзе — от 10 до 15 лет. Такое длительное детство шимпанзе нужно для того, чтобы усвоить все то, что необходимо для приспособления к жизни в сообществе, где особь ежедневно встречается с множеством вариантов личных отношений.

Советские ученые еще в 30-е годы начали систематические наблюдения за развитием детенышей шимпанзе (Ладыгина-Котс, 1959). Эти исследования продолжаются и сейчас. Например, родившегося в 1979 г. малыша (от Гаммы и Тараса) на другой же день забрали у матери и изолировали от других обезьян, чтобы лучше пронаблюдать за его развитием.

К концу третьей недели детеныш стал замечать яркие предметы, а через пять недель он был уже способен внимательно вглядываться и следить взором за объектом. На десятой неделе он стал узнавать предметы, например рожок с молоком. В двухмесячном возрасте у него начала проявляться память. Так, после перемещения в другое место он стал скован, насторожен, «молчалив». Только на второй день он лишь изредка реагировал на низкий мужской голос, игнорируя женский. Но когда через четыре дня его водворили в прежнюю квартиру, он сразу же ее узнал и оживился. К середине девятой недели детеныш начал хватать яркие игрушки. Вцепившись в край вольера, он вставал и пытался дотянуться до того, что близко лежит.

В естественной обстановке шимпанзе в своем развитии претерпевает несколько стадий. У них, как и у людей, одни индивидуумы могут развиваться быстрее других. Большую роль в развитии ребенка играет поведение матери. Она может поощрять попытки детеныша делать самостоятельные шаги или запрещать их, терпимо относиться к его контактам с другими членами группы или препятствовать им. Уже в двухмесячном возрасте детеныш обращает внимание на окружающие предметы, тянется к ним, встает на задние конечности, держась за мать. В трехмесячном он уже хватает окружающие предметы, обнаруживая координацию движения.

В возрасте 5 месяцев шимпанзе делает первый шаг (контакт с матерью начинает ослабевать). В это же время он впервые целует другого шимпанзе и пытается ухаживать за ним. К 8 месяцам он уже пытается соорудить гнездо. В возрасте 16 месяцев он успокаивает другого детеныша и овладевает техникой обыскивания. В начале третьего года жизни перестает сосать грудь и пытается употребить орудия в нужной ситуации. В 8—9 лет шимпанзе достигает половой зрелости, а в 11—12 самки рождают первого детеныша. Самец занимает соответствующее место в иерархии группы лишь в возрасте около 15 лет, а до этого он не теряет связи с матерью и обращается к ней в стрессовых ситуациях за поддержкой.

У шимпанзе игру детенышей можно сравнивать с учебой в школе. Животное видит, как его мать ищет пищу, и тоже начинает искать ее. Детеныш подражает матери при строительстве гнезд, но делает эти гнезда не для сна, а для забавы. Позднее, в период длительной юности, шимпанзе вырабатывает физические и более сложные психологические навыки общения, которые нужны для понимания настроения окружающих и умения выразить свое желание так, чтобы оно было понятно другим. Если обезьяна не научится общаться с себе подобными, она не доживет до взрослого состояния. Родственные отношения братьев и сестер сохраняются иногда всю жизнь. При гибели матери воспитание детей берет на себя старшая сестра. Братья защищают друг друга и даже помогают захватить власть в стаде и т. п.

Шимпанзе более спокойны и терпимы, чем бабуины, поскольку живут в лесах, где угроза нападения наземных хищников не так сильна и где они, видимо, не нуждаются в жесткой доминантной связи для защиты стада. Иерархия у них не так строго соблюдается, а семейные узы более крепки и продолжительны. Детеныш тесно связан с матерью, братьями и сестрами далеко за пределами сроков созревания. Близкие отношения между родственниками могут быть сохранены на всю жизнь. Видимо, без таких связей и особенно без длительного детства шимпанзе не мог бы выжить. Вероятно, не менее важную роль играли родственные отношения и длительное «детство» в жизни первобытного человека. В художественной литературе, в кино можно часто встретиться с образом детенышей человека, воспитанных животными. Эти «супермены» (Маугли, Тарзаны) «совершают» чудеса. Однако в жизни все бывает иначе. В науке известно несколько десятков случаев, когда маленькие дети, оказавшись изолированными от людей, останавливаются в своем психологическом развитии и уже не способны стать полноценными людьми (Дубинин, 1980).

Скрупулезное многолетнее изучение поведения шимпанзе показало, что сообщество у них занято не только воспитанием детей, но и оказанием помощи родичам. Обезьяны часто заботятся друг о друге в беде, приносят пищу заболевшему сородичу, ухаживают за ним. У шимпанзе есть тщательно разработанная техника групповой охоты и довольно обширный набор звуков для передачи информации. Это естественно, так как при столь сложных отношениях в стаде шимпанзе нуждаются в передаче информации друг другу. Крупный антрополог Д. Пилбим (D. Pilbeam, 1972) считает, что возникновение языка и было обусловлено потребностью в регулировании взаимоотношений во время охоты, когда необходима согласованность действий. Некоторые предполагают даже, что у человека «умелого», жившего около 2,5 млн. лет назад, уже была речь. Об этом можно судить также при наблюдении за человекообразными. Даже в неволе обезьяны довольно быстро приобретали навыки общения не только между собой, но и с разными людьми. Вот что об этом рассказывает А. Фирсов: «Обезьяны в лаборатории выучиваются колоссальному количеству команд: разрешающих, запрещающих, указательных и т. д. Причем команды могут объединить действия не только человека и обезьяны, к которой они адресованы, но разных обезьян и человека. То обстоятельство, что шимпанзе в звуковом потоке распознают именно ту информацию, которая и определяет характер команды, по-видимому, может свидетельствовать о совершенстве анализа и синтеза корковых механизмов».

Советскими учеными доказана способность обезьян оперировать только голосовым (звуковым) компонентом команды, не обращать внимания на мимику или жесты говорящего. Но конечно, жесты обезьянам понятнее.

Известны опыты американских психологов Аллена и Беатрисы Гарднеров, которые стали учить шимпанзе по кличке Уошоу языку жестов и добились больших успехов. Уошоу с раннего детства была окружена людьми, которые в присутствии обезьяны общались между собой при помощи жестикуляции. Они позволяли себе произносить только те звуки, которые были близки к естественным звукам шимпанзе, такие, как смех, восклицания или имитации звуков самой Уошоу.

Этот необычный эксперимент оказался на редкость удачным. К пяти годам шимпанзе научилась распознавать около 350 жестов-символов; многие из них обозначали не одно слово, а группу слов. Около 150 она могла правильно употреблять. Некоторые жесты она изменила, будучи совсем маленькой, и в большинстве своем ее модификации в точности совпадали с теми, которыми пользуются глухонемые дети, осваивая язык жестов. Иными словами, это была «детская» речь, которая всегда отличается от речи взрослых. Со временем Уошоу исправила большую часть своих ошибок.

В очередном эксперименте ей предложили назвать ряд предметов, которые по очереди доставали из мешка. Уошоу довольно быстро справилась с этой задачей и знаками верно определила предметы. Но вот экспериментатор вынул из мешка щетку, и обезьяна жестами определила предмет как расческу. Это была типично детская ошибка: ребенок может назвать туфлю тапочкой, а тарелку блюдцем, но он никогда не перепутает туфлю с тарелкой.

Самым поразительным был эксперимент с зеркалом. У смотрящей на свое отражение Уошоу спросили (на языке жестов, разумеется): «Кто это?» И обезьяна, которая к тому времени была уже достаточно хорошо знакома с зеркалом, спокойно просигналила в ответ: «Я, Уошоу». Некоторые исследователи считают, что это доказывает пробуждение примитивного самосознания у шимпанзе.

Долгое время считалось, что способностями к обучению и т. п. обладают лишь шимпанзе, а у горилл их нет. Гориллы действительно менее активны. У них слабо проявляется интерес к познанию окружающих предметов. Всем, что движется и выглядит живым, гориллы интересуются до такой степени, что могут подойти почти вплотную к наблюдателю, если тот один (и если у него хватит самообладания, чтобы не удрать). Зато неодушевленные предметы — бумажные пакеты, консервные банки и тому подобное — их не привлекают. Нет у них и маниакального стремления обязательно повертеть все в руках, каким одержимы шимпанзе. Всю жизнь они проводят в лесу, где никто не осмелится напасть на них, где много всяких плодов — стоит им протянуть руку, и в ней окажется лакомый кусок. В этом, видимо, разгадка того состояния апатии, в которое они всегда погружены. Шимпанзе живут в более суровых условиях и вынуждены затрачивать больше усилий, чтобы обеспечить себя пищей.

Д. Шаллер и Д. Эмлен (G. Schaller, J. Emlen, 1963) высказывали остроумное предположение, что различия в обусловленности поступков и в поведении, наблюдаемые у различных обезьян, могли встречаться и у «предчеловека». Одни, быть может, были более «раскованы», как шимпанзе, другие отличались такой же крепкой организованностью, как макаки, и, наконец, иные, возможно, подобно гориллам, были благодушными «эпикурейцами». Ничто не говорит нам о том, что у австралопитеков и парантропов был одинаковый характер.

Прослушав лекции Гарднеров о попытках обучить языку шимпанзе, студентка последнего курса психологического факультета Станфордского университета в Калифорнии Ф. Петтерсон решила научить «говорить» и гориллу. Она выпросила в зоопарке больную годовалую обезьянку Коко. В течение пяти с лишним лет Коко обучалась языку жестов, на котором объясняются глухонемые в США. К семи годам самка равнинной гориллы научилась использовать около 650 знаков-жестов. Активный словарь ее составляет 375 знаков, включая, например, такие слова, как «самолет», «леденцы», «друг», «стетоскоп». Коко сама разрабатывает новые сочетания знаков-жестов, умеет ругаться. (Рассердившись на экспериментатора, она обозвала ее так: «Ты плохая, грязная уборная!») Началось параллельное обучение Коко (с помощью машины) и устной речи. Понимая уже сотни слов устной речи, Коко сама способна произносить 46 слов (Природа, 1979, № 7). Когда администрация зоопарка потребовала гориллу обратно и хотела ее снова посадить в клетку, то разразился скандал. Юристы заявили, что, поскольку Коко может объясняться с людьми, ее уже нельзя считать обезьяной и сажать в клетку, ибо она стала личностью, а личность без ее согласия уже нельзя помещать в клетку. Дело дошло до суда. В защиту Коко выступил известный адвокат профессор Т. С. Мэт из Нью-Джерси… Эксперименты с Коко были продолжены.

Как показали наблюдения, в естественных условиях гориллы также пользуются сигналами. Особым звуком они предупреждают друг друга об опасности, подают «команду» сбора и отправления в путь и т. п. Шаллер насчитал 21 разновидность голосовых сигналов. Наиболее употребительны 8 из них. Чаще всего ими привлекается внимание, а дальнейшая информация передается с помощью поз и жестов. Основные звуки различаются по тональности, силе и порядку, в котором они следуют один за другим. Эти вариации очень расширяют «звуковой репертуар» горилл.

Зоолог Д. Фосси провела среди горилл 300 часов. Эти животные, по ее словам, кроткие и застенчивые, настолько привыкли к ней, что однажды, как бы на прощание, один из диких гигантов потрогал ее ладонь своей огромной волосатой лапой. Она говорит: «Из популярной литературы известно, что «словарь» горилл состоит в основном из рева, криков и ворчанья. Мне же удалось узнать вариантов звуков куда больше. Например, оказалось, что звуки «нейум, нейум» всегда были ассоциативно связаны с едой. И потом я много раз слышала их от диких горилл».

Д. Фосси научилась издавать подобные звукосочетания, и животные — они в это время питались — сразу же откликнулись подобными звуками. Вот так впервые в истории состоялся «разговор», обмен мнениями между гориллами и человеком о продовольствии и просто довольстве.

Сопоставляя корни слов из сотен словарей разных языков, В. Головин (1978) пришел к выводу, что повсеместно в речи сохранились корни тех из них, которые, может быть, уходят в прошлое еще больше, чем на 3 млн. лет. Оказалось, что на всех материках во многих языках сегодня живы следы тех звукосочетаний, что обнаружила Д. Фосси у диких горных горилл Африки, — типа«ням-ням». Они везде обозначают пищу.

Разумеется, всеобщее сходство имеющих отношение к пище слов у народов разных языковых семей и различных материков с обозначением у горных африканских горилл можно объяснить чистой случайностью. Однако, как говорят итальянцы, «случайность, которая повторяется, не есть случайность». Во всяком случае несомненно то, что и шимпанзе, и гориллы, и другие обезьяны пользуются определенными сигналами связи между собой, т. е. владеют зачатками самого примитивного языка.

Любопытно удивительное сходство и между некоторыми несловесными типами связей у человека и обезьян (например, шимпанзе). Дело не только в самих жестах, но и в условиях, в которых они употребляются: шимпанзе при встрече после разлуки обнимают и целуют друг друга и даже пожимают руки.

Скрупулезное многолетнее изучение поведения шимпанзе показало, что обезьяны пользуются орудиями для добычи пищи, пускают в дело палки и камни как оружие при обороне. Для добычи воды из глубокого места и для очищения себя от грязи они делают специальные губки, предварительно пожевав листья. Ну и самое важное — они могут изготовлять простейшие орудия из веток.

Последние открытия показали настолько много сходства в поведении шимпанзе и человека, что английский писатель и зоолог Н. Беррилл характеризовал шимпанзе библейской фразой «это один из нас», а Л. А. Фирсов (1977) пишет: «Такие качества нервной деятельности, как использование старого опыта, способность к обобщению, образная и условнорефлекторная память, орудийная деятельность, коммуникативная система и т. д., конечно, свойственны в какой-то мере и другим животным, кроме антропоидов. Однако на уровне высших обезьян некоторые из этих особенностей претерпевают, по-видимому, качественное преобразование. Как убеждают нас факты, полученные в лаборатории на собаках, низших обезьянах (павианы, макаки, мартышки) и антропоидах (шимпанзе), последние способны на такую меру абстракций, которая может быть обозначена довербальным (доречевым) понятием».

Сходство с человеком оказалось настолько большим, что некоторые из ученых склонны даже считать, что между человекообразными обезьянами и первобытным человеком различия незначительны и непринципиальны. Д. Лавик-Гудолл пишет, что поскольку шимпанзе делают из веток орудия, то главный признак (изготовление орудий), по которому отличают человека от животных, уже не соответствует своему назначению и необходимо иное определение человека. «Иначе нам придется признать шимпанзе человеком», — говорит она. Еще дальше пошел известный американский антрополог Алан Ман (Alan Mann, 1972), который заявил, что ни в использовании орудий, ни в культурном отношении, ни в организации семьи, ни в анатомических признаках нет существенных различий между ранним человеком и обезьяной.

Однако и Д. Лавик-Гудолл, и А. Ман, и другие сторонники этих взглядов, безусловно, ошибаются — различия между первобытным человеком и шимпанзе есть, и к тому же принципиальные. Обезьяны никогда не изготовляют орудий-посредников, т. е. орудий для изготовления других орудий. Советские исследователи в течение длительного времени пытались приучить обезьян использовать каменные орудия, создавая ситуации, при которых шимпанзе могли добывать лакомства, пользуясь только положенными рядом с ними орудиями. Однако «ни один из них не сделал попытки обработать неподатливый материал предложенным вместе с ним каменным орудием» (Хрустов, 1968). Кстати, орудиями пользуются и другие животные, например морская выдра, или калан. «Однажды, — рассказывают наблюдатели, — съев несколько моллюсков, животное нырнуло с камнем и вынырнуло с двумя крабами. Съев крабов, калан засунул лапу под мышку, извлек оттуда и положил себе на грудь все тот же камень, которым он пользовался ранее», и стал снова разбивать об этот камень раковины.

Итак, животные трудятся? Труд, по определению Ф. Энгельса, начинается с изготовления орудий. Шимпанзе их как будто бы делают, но это еще не значит, что они трудятся, так как труд — это «прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой, процесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой». Процесс труда включает в себя три момента: 1) целесообразную деятельность человека, или сам труд; 2) предмет труда и 3) орудия производства, которыми человек воздействует на этот предмет.

Таким образом, труд — это целенаправленная, систематическая деятельность. Можно ли назвать так те элементы «труда», которые наблюдала Д. Лавик-Гудолл у шимпанзе? Вряд ли. Если же вспомнить орудия из Олдувая или Кооби-Фора, то станет ясно, что они результат (и участник) совсем иного вида деятельности. Для изготовления орудий необходимо предварительно подготовить специальный камень (отбойник), которым можно было бы обкалывать другой камень. Далее, не всякий камень при обкалывании давал режущий край, следовательно, необходимо найти подходящее сырье для изготовления орудий. В поисках его человек «умелый» из Олдувая совершал путешествия за десятки километров. Иными словами, при подготовке к изготовлению каменных орудий предполагается предварительное планирование по меньшей мере нескольких не связанных с непосредственной добычей пищи операций (подбор отбойника, поиск сырья и т. п.).

Само по себе изготовление каменных орудий нуждалось в продуманных операциях-ударах, так как неудачный скол не давал острого края орудия. И вся эта «целесообразная деятельность» не давала ни пищи, ни возможности немедленно удовлетворить биологические потребности человека. У шимпанзе было иначе: Дэвид, обламывая палочку, тут же засовывал ее в термитник, чтобы немедленно получить лакомство. Человеку орудие давало возможность лишь в будущем добыть какую-то пищу. Анализ раннепалеолитических орудий свидетельствует об их полифункциональном характере (применялись и для выкапывания кореньев, и для разрезания толстой шкуры слона, и для того, чтобы раскроить череп павиану, и т. п.). Создавая орудие, человек того времени мог и не знать заранее, в какой ситуации оно ему пригодится. Следовательно, здесь мы имеем дело с элементами абстрагирования. Шимпанзе не нуждаются в орудиях, ибо они обладают сильными лапами и острыми клыками, которые им вполне заменяют орудие.

Систематичность изготовления и использования орудий с самого начала отличала труд человека от орудийной деятельности обезьян. Однако вряд ли можно согласиться с теми, кто считает, что человек стал трудиться в результате какого-то открытия или озарения. Ему нечего было открывать. Австралопитеки и до человека, видимо, как и шимпанзе, использовали орудия. Но это использование никак нельзя назвать систематическим. Д. Лавик-Гудолл за многие годы исследований действительно зафиксировала случаи применения орудий шимпанзе. Но другой зоолог, В. Рейнольдс (Reynolds, 1968), проработавший восемь месяцев в лесах Будонго (Уганда), этого не видел ни разу. Д. Битти в Либерии наблюдал, как живущие на воле шимпанзе раскалывают орехи камнями, а Д. Лавик-Гудолл не встречалась с такими примерами. Следовательно, так называемая «трудовая» деятельность шимпанзе — это очень редкие, эпизодические действия, спорадические, случайные акты.

Создается впечатление, что шимпанзе вроде бы «умеют все делать по-человечески», однако «не хотят заниматься этим изо дня в день». Конечно, дело здесь не в эмоциях и не в том, «хотят или не хотят» они. Шимпанзе действительно подошли вплотную к грани, отделяющей их от человека, но переступить этот рубеж не могут. Причины перехода этой грани, т. е. причины возникновения систематической общественно-трудовой деятельности, следует искать в появлении исторической необходимости в труде для человека и в отсутствии такой необходимости для каких-либо других антропоидов, в том числе и шимпанзе. Видимо, именно поэтому ни один шимпанзе пока еще не сделал ни одного каменного орудия, да и никогда не сможет этого сделать. Не случайно еще Ф. Энгельс подчеркивал, что «ни одна обезьянья рука не изготовила когда-либо хотя бы самого грубого каменного ножа».

Антропоидам не нужно систематически использовать орудия по тому, что они могут добывать все необходимое для жизни и без помощи орудий. Человек же без систематического изготовления и использования орудий не мог выжить.

Возникает естественный вопрос: что же заставило предчеловека перейти к труду? Какие факторы обусловили историческую необходимость этого перехода? Многочисленные примеры из истории человечества показывают, что (даже в позднейшее время) открытия и изобретения наблюдались тогда, когда в них появлялась историческая необходимость. При отсутствии необходимости они часто исчезали в безвестности, как это случилось, например, с паровой турбиной, изобретенной еще в Древнем Риме.

Какая же историческая необходимость вызвала к жизни общественно-трудовую деятельность? Какие факторы послужили решающим толчком, обусловившим необходимость перехода от случайного использования орудий к их систематическому изготовлению и применению?

Безусловно, такие факторы нужно искать только в природе, и прежде всего в природных условиях, существовавших на территории прародины человечества. По Библии, человек впервые появился в саду Эдема. Многочисленные научные данные свидетельствуют, что так называемый сад Эдема находился в Восточной и Южной Африке.

Нельзя сказать, что природные условия Эдема (Африки) не анализировались. Сейчас, пожалуй, не найти ни одной работы по антропогенезу, где бы они не рассматривались. Однако под природными условиями обычно понимаются лишь ландшафтно-климатические, а главным образом климатические условия. Считается общепринятым, что решающую роль в антропогенезе сыграли изменения климатических условий. Именно они будто бы привели к исчезновению лесов и появлению саванн и повлекли за собой как бы «выход предков из леса». Впрочем, многие считают, что предок сам по себе вышел из леса, ибо столь существенных перемен климата в Восточной Африке, при которых леса превратились бы в саванны, не было.

Однако даже если все это и было, то вряд ли бы смена зоны обитания (леса на саванну) привела к изменениям занятий, способа добывания пищи. Трансформации климата бывали и до и после появления человека, однако почему-то они не давали подобных результатов. Человечество возникло только один раз, в одном месте и в одно время.

Какие же факторы среды колыбели человечества сыграли решающую роль в появлении исторической необходимости орудийной деятельности?