С незапамятных времен люди верили, что животные говорят. Поэтому в народных сказках постоянно упоминаются птичий язык и язык зверей. Как же решает этот вопрос современная наука?
Среди ученых мнения на этот счет разделились. Одни признают существование у животных языка, а другие его отвергают.
Особенно горячим сторонником «языка обезьян» был известный американский исследователь-любитель Гарнер. В своей работе «Язык обезьян» он прямо уверяет, что ему удалось раскрыть значение многих звуков, которыми обезьяны выражают свои чувства и мысли. Научившись подражать этим звукам, он даже «разговаривал» с обезьянами, получая в ответ повторение тех же звуков.
Некоторые из звуков «обезьяньего языка», по Гарнеру, обозначают еду, другие соответствуют по значению слову «пить», третьи выражают понятие «опасность». Трясение головой, сопровождаемое иногда звуком, является, по его словам, знаком отрицания у обезьяны. Однако Гарнер сам признает, что «язык обезьян» существенно отличается от человеческого языка: «Обезьяны не ведут связного разговора. Их речь обыкновенно ограничивается одиночными звуками или выкриками, которые повторяются одинаковым образом; предполагать же, что их язык разработан или имеет высоко общественный характер, это значит утверждать безрассудное. В этом отношении слишком увлекающиеся люди ошибаются в понимании действительной природы языка обезьяны и других животных».
Амстердамский ученый Ревес в своей работе 1944 года отвергает наличие языка у обезьян. «Не может быть речи, пишет он, — о каком бы то ни было языке животных… Что касается языка жестов (движений) у животных, то животные не могут производить жесты независимо от того, имеют они руки или нет». Но даже и этот ученый признает, что у животных есть способ сообщаться («коммуникация») при помощи звуков, выражающих чувства и желания. Однако животные общаются таким образом лишь односторонне. Ревес считает, что они не могут спрашивать и отвечать, разговаривать в полном смысле слова друг с другом. На каждый звук Гарнера обезьяны отвечали тем же звуком, и между собой они обмениваются обычно одинаковыми звуками. Следовательно, при отсутствии у них взаимного разговора у них нет настоящей речи, как у людей.
Французский ученый Бутан в течение пяти лет, проведенных им на острове Ява, изучал «язык» гиббонов, которых он наблюдал в природных условиях, и, кроме того, одну самку гиббона он изучал в неволе. Бутан записывал крики гиббонов с помощью фонографа и установил, что самцы гиббонов по полутонам могут петь целую октаву.
По словам Иеркса: «У этого исследователя самый важный вывод следующий: он установил, что звуки белощекого гиббона инстинктивны, то есть непроизвольны. Гиббон не усваивает их в течение своей жизни от своих родителей или товарищей. Бутан заботливо охранял своего гиббона от звуковых влияний его сородичей в период, пока он воспитывал свою обезьяну в неволе. Но все крики этого гиббона были такими же, как крики других обезьян его породы. Бутан говорит, что его гиббон откликался на свою кличку, ясно выражал свои желания с помощью движений, но он никогда не произносил новых для него звуков и не подражал звукам своего сторожа (человека). Звуки, произносимые гиббоном, выражали только его внутренние состояния или чувства, они обозначали не отдельный вид пищи, а только степень его удовлетворения ею».
В последнее время «язык обезьян» особенно тщательно изучали русская исследовательница Лодыгина-Котс и американец Йеркс. Первая, наблюдая в Москве детеныша шимпанзе по прозвищу «Иони», в возрасте от 1,5 до 4 лет, установила, что после легкой словесной дрессировки, сопровождаемой жестами, он научился понимать обращенные к нему человеческие фразы и даже сам издавал до двадцати трех различных по качеству звуков, выражавших различные чувства и желания, употреблял ряд движений (жестов), тоже выражавших его чувства и желания. Интересно отметить, что наблюдавшееся Гарнером у низших обезьян трясение головой в знак отрицания было обнаружено и Лодыгиной-Котс у ее шимпанзе, то есть у высшей или человекоподобной обезьяны.
В ответ на звуки, издаваемые человеком и воспроизводящие звуки шимпанзе (например, звуки уханья, кряхтенья, харканья, хрюканья), Иони издавал их еще сильнее, как бы стараясь, перекричать человека. Иони прекрасно научился подражать собачьему лаю, но ни разу на протяжении двух с половиной лет исследовательнице не удалось подметить у него никаких попыток к воспроизведению даже подобия человеческих членораздельных звуков.
Американец Роберт Иеркс изучал крики шимпанзе тоже в условиях неволи, причем ему в работах помогала музыкантша. Лернед. Они нашли, что у молодого шимпанзе звуковые отклики обычно часты и разнообразны, но речь в человеческом смысле у них отсутствует, стремление подражать звукам если и есть, то очень незначительное. Чим и Паизи (прозвища обезьян) подражали многим действиям Иеркса, но он никогда не слышал, чтобы они подражали звукам, и очень редко случалось, чтобы в ответ на звук, произнесенный человеком, обезьяны издавали свой собственный.
Музыкантша Лернед, работавшая с Иерксом, записала с помощью нот видоизменения голоса (модуляции) шимпанзе, а также составила перечень криков, издаваемых ими, назвав его «списком слов или элементов речи». В этот «словарь», собранный на основании 300 отдельных записей, внесено 32 основных типа криков шимпанзе.
Приведем некоторые из значений слов «обезьяньего языка»:
Гак (Чим) — при кормлении.
Гах (Панзи) — при кормлении.
Гхак (Чим) — в возбуждении, также во время большого эмоционального раздражения — по-видимому, Чим старается заговорить.
Гхо (Панзи) — быстро повторяемое при приветствии друзей.
Гху (Чим) — возбужденное объяснение по поводу пыхтящего двигателя.
Га-ха (Чим) — механику с выпачканным в черное костюмом и лицом.
Ках-ках (Чим) — в несчастье, каясь (произносится топотом).
Ки-ах (Панзи) — крик боли, когда Чим ее бьет.
Куох (Панзи) — очень голодная, при приближении ужина.
Ках-хак, Ках-ха-ха (Чим) — смех.
Хо-ох (Панзи) — тревога, произнесено с продленной гласной в первом слоге, голос падает до очень низкого тона во втором.
Вхах (Чим и Панзи) — воодушевленное приветствие в возбуждении.
Вхо-ах (Чим) — громкое, энергичное произношение, когда он голоден и принесли пищу.
Хух (Панзи) — очень тихое произношение при уходе в свое гнездо.
Ах-ох-ах (Панзи) — полукрик, выражает опасение.
Аи (Панзи) — крик боли, когда Чим кусает ее.
Аэ (Чим) — крик в два тона, выражает радость или гнев.
Ух (Чим) — возражая; (Панзи) — в различном употреблении: приветствия, одобрения, протеста.
Из приведенного материала видно, что в криках шимпанзе ухо человека при некотором навыке может выделить гласные и согласные звуки, хотя они не так четки и отработаны, как человеческие, и колеблются, отклоняясь от одного постоянного образца. Так, например, звуки «г» «нг», «к», обезьянами не различаются и представляют собою лишь колебания одного и того же согласного элемента. Целый ряд отдельных звуков шимпанзе напоминает человеческие: например согласные «м», «г», «к», «х»; гласные «у», «а».
Однако значение криков в целом еще очень далеко от значения человеческих слов и предложений. Крики и «слова» обезьян выражают лишь чувства или желания животного, но еще не мысль. Но в то же время они не похожи на непроизвольные выкрики, вырывающиеся у животных и людей в припадке сильного чувства. В этом отношении они выше звуков, которые может издавать собака (лай, визг, вой), и криков других, менее развитых животных.
В своих работах Дарвин раскрыл сходство в ряде случаев мимики у человека и у животных, особенно у обезьян. У таких животных, как кошка и собака, хотя и домашних, давно живущих с людьми, мы не находим еще чего-либо похожего на изменение выражения человеческого лица, не наблюдаем так называемой мимики. Но у обезьян, даже низших, например, у павианов, несмотря на некоторое сходство их морды с собачьей, уже можно обнаружить нечто, напоминающее человеческое выражение лица. От удовольствия павиан «смеется», вполне оправдывая русское выражение «скалить зубы от радости».
Нечто подобное наблюдается и у высших человекообразных обезьян. Дарвин сообщает: «Если щекотать молодого шимпанзе (они особенно чувствительны к щекотке подмышками, как и наши дети), то он издает звук, похожий на хихиканье, или смех, впрочем, смех иногда бывает беззвучен… Молодые орангутаны, когда их щекочут, тоже осклабляются и издают звук, похожий на хихиканье.
Когда они перестают смеяться, можно заметить, что по их лицу пробегает выражение, которое можно назвать улыбкой. Я тоже заметил нечто подобное у шимпанзе». С другой стороны, по словам того же Дарвина, некоторые обезьяны, не близко родственные человеку, плачут.
Рассказывая о наблюдениях над маленькой черной обезьянкой, Гарнер пишет. «Произносимые звуки были порою жалобны, а рассказ, передаваемый ею, был полон глубочайшего горя… Во время этих речей я наблюдал маленькие слезы в углах ее глаз, показывавшие, что она, вероятно, должна была сама чувствовать то, что ее язык стремился передать. Эти маленькие существа не проливают слез в таком изобилии, как люди, но это— подлинные слезы, и они, без сомнения, являются результатом тех же самых причин, какие вводят в слезы и людей. Опыт дал мне право заключить, что эти звуки взывают к нашим лучшим чувствам. Что заключается в самом этом звуке, я не могу сказать, но они затрагивают известную струну в человеческом сердце, которое дает ответный отзвук».
Гарнер, увлекаясь, иногда преувеличивал сходство человека с обезьяной, но то же самое писал и Дарвин: «Мы понимаем игру физиономии и жесты обезьян, и они отчасти понимают выражения наших лиц и наши жесты».
Очень многими наблюдателями установлено, что для выражения своих чувств и желаний обезьяны употребляют ряд телодвижений и действий, весьма напоминающих человеческие. Так, шимпанзе «зовет» человека, бросая по направлению к нему мелкие камешки и другие предметы, или просто тащит его за руку, куда ему нужно. Тот же шимпанзе выражает свое дружеское расположение прижатием чужой руки к телу и дружеским похлопыванием по ней. Подобно человеку, обезьяна «просит» умоляющим звуком, «грозит» криком, стуком и топотом.
Оценивая все эти наблюдения и отдавая должное добросовестности наблюдателей, мы считаем своим долгом указать на следующее обстоятельство. С одной стороны, наблюдателям было свойственно уподоблять обезьян человеку, а, с другой стороны, наблюдения производились над обезьянами, в большинстве случаев с малых лет оказавшимися в неволе и подпавшими под сильное влияние людей. Поэтому далеко не все, о чем сообщают наблюдатели, свойственно взрослым обезьянам, живущим на свободе. Однако если даже и признать, что многое усвоено обезьянами от человека, то все же нельзя отрицать наличия у обезьян способности выражать звуками, мимикой лица, телодвижениями и изменениями голоса свои желания и чувства так, что они становятся понятными и для человека.
Сравнение показывает замечательное сходство строения органов речи и уха современного человека и человекообразных обезьян. Сходство наружных частей уха (ушной раковины) человека и шимпанзе заставляет предполагать, что слух и способность различать музыкальные тоны и шумы у того и другого так же сходны, как и способности обоих к произнесению звуков и их повышению и понижению. Другая человекообразная обезьяна, живущая на Зондских островах — гиббон — отличается даже способностью «петь», то есть, крича громким голосом, пробегать всю музыкальную октаву.
Но как ни пытался американец Иеркс вызвать свою обезьяну шимпанзе на прямое и добровольное подражание звукам, даже самым простым слогам, заманивая ее соблазном получить в ответ фрукты, его усилия, повторявшиеся в течение нескольких недель, были напрасны, хотя он и отмечает, что во время одного такого опыта обезьяна стала шевелить губами и даже пробовала издать какой-то звук. Однако она так и не заговорила. Этим обезьяна отличается от попугая, который очень быстро передразнивает слоги, звуки и целые предложения. Обезьяна слишком умна, чтобы механически подражать чужим звукам.
Подводя итог наблюдениям над нынешними человекообразными обезьянами, можно утверждать, что у них есть способность издавать различные крики, которые состоят из звуков, весьма похожих на человеческие. Они могут произносить их как полным голосом, так и шёпотом, повышая и понижая тон своего голоса на манер человека. Однако обезьяны не произносят слов, не могут вести между собою настоящего разговора, как люди; они не задают вопросов и не могут на них отвечать. Даже человекообразные обезьяны не владеют членораздельной речью, не говорят.
У животных действительно нет языка в том смысле, как он существует у человека, но, как мы видели выше, у некоторых из них, а именно у человекообразных обезьян, есть уже все данные для того, чтобы при переходе к труду, к постоянному изготовлению и использованию орудий и развитию на этой основе общества они заговорили.
Несмотря на наличие отдельных «слов», человекообразные обезьяны еще не создали настоящей речи, которая выражала бы не только чувства и желания, но и мысли. У человекообразных обезьян, притом только в обществе человека, могли появляться в редких отдельных случаях лишь проблески мысли и еще реже только зачатки речи. «Способность» к этому появилась у них в связи с употреблением естественных орудий: например камней для раскалывания орехов, палок для доставания пищи, — следовательно, лишь с первыми зачатками труда.
Однако только человек, унаследовав эту способность от своих животных предков, смог превратить ее в подлинные мысли и язык, потому что настоящий труд, начинающийся с изготовлением орудий, присущ лишь человеку. Подлинной речи у животных нет. Как и мысль, в ней воплощающаяся, она могла возникнуть лишь в обществе людей.