Факультет

Студентам

Посетителям

Некоторые личные черты Линнея по запискам современников и его заметкам

В дополнение к тому, что в общем жизнеописании было сказано об отношении Линнея к товарищам по работе, к ученикам и членам его семьи и вообще к окружающим, из чего можно было бы составить представление о нем как о человеке, уместно сообщить и еще некоторые характеризующие его черты.

Один из учеников Линнея, датчанин Фабрициус, впоследствии профессор в Киле, очень подробно описал быт Линнея в начале шестидесятых годов, его отношения со студентами и т. д.

Фабрициус и его два товарища, также иностранцы, «зимой жили в Упсале почти против его дома, и он заходил к нам почти ежедневно в коротком красном халате и зеленой меховой шапке с трубкой в руке. Он заходил «на полчасика», но обыкновенно оставался час или два. Его беседа в это время была очень приятна и весела. Обычно это были анекдоты, случившиеся с учеными, которых он знал за границей или на его родине, или же он рассказывал о том, о чем мы его просили. Он часто смеялся, по его веселому открытому лицу было видно, что по душе он расположен к общению с людьми и к дружбе. Наша жизнь в деревне была еще более счастливой. Мы жили близ Хаммарбю в крестьянском доме. Линней приходил к нам к шести часам утра, завтракал с нами и потом рассказывал об естественных отрядах растений обычно до девяти часов. Потом мы отправлялись в окрестные поля, на которых находилось множество предметов, дававших повод для беседы. После завтрака мы посещали его в его собственном саду; по вечерам он обычно играл с женой в карты. В воскресенье его семья почти вся приходила к нам, и тогда мы приглашали соседа-крестьянина со скрипкой, под музыку которого танцевали на улице и очень веселились. Во время танцев наш наставник покуривал трубку, беседуя с одним из нас, а иногда и сам танцевал польку, в которой превосходил нас, молодых людей. Он был рад видеть, что все мы действительно веселы и оживленными как бы опасался, что мы недостаточно развлекаемся».

Фабрициус пишет дальше, что особое внимание Линнея к ним имело своим основанием то, что все они были иностранцами и что, по мнению профессора, «они были прикомандированы к нему, чтобы слышать и видеть только его и только ради этого прибыли в Упсалу. Он считал, что мы любим его науку… ему было приятно показать нам свою страну и то, как высоко ценится его ученость за границей».

Фабрициус указывает и на следующее:

«Линней был безгранично самолюбив, и его девизом было изречение: «Делами увеличивать свою славу»; тем не менее единственным объектом его честолюбия было литературное первенство; в нем совершенно не было обидной для других противообщественной гордости. Дворянское достоинство, которое шведский король ему пожаловал, было ему приятно только как свидетельство его научных заслуг. В вопросах ботаники он нелегко сносил даже незначительные противоречия, но с благодарностью принимал дружеские замечания и пользовался ими для улучшения своих трудов. Нападки врагов, наоборот, он оставлял без внимания и никогда не отвечал на них, благодаря чему нападки эти предавались забвению. Он охотно говорил о своих заслугах и любил, чтобы им восхищались, что, по-видимому, и было его главной слабостью. Любовь к похвалам имела у него основанием уверенность в своем превосходстве, признанные всеми научные успехи и репутация первого систематика своего времени. Он сам говорил, что в молодости он поставил себе за идеал французского ботаника Турнефора, но потом намного превзошел его.

«Сердце его было открыто ко всякому выражению радости; он любил общество, любил позабавиться, был весел и любезен в разговорах, обладал живым воображением и имел счастливый талант рассказчика, кстати вставляя анекдоты; был очень вспыльчив, но легко успокаивался. В дружбе он был пламенным и неизменным, особенно по отношению к любимым ученикам своим, причем основанием его привязанности всегда служила любовь к науке. При этом он был настолько счастлив, что ученики платили ему, со своей стороны, горячей преданностью и охотно выступали в его защиту.

«В образе жизни он был умеренным и экономным человеком, его даже обвиняли иногда в скупости. По-моему, следует простить ему любовь к деньгам, в которых так долго и так жестоко он нуждался; привычка к крайней бережливости, выработанная им в период гнетущей нужды, сохранилась у него и позднее, когда надобности в ней уже не было. Я не замечал, однако, чтобы бережливость вырождалась у него в настоящую скупость, на собственном примере убедился я в противоположном. Он так решительно отказался взять ту сумму, которую мы должны были ему за занятия с нами в течение всего лета, что мы, потратив напрасно все усилия, чтобы убедить его принять ее, вынуждены были тайком оставить деньги в его кабинете».

К этому следует добавить также, что Линней, переехав из Стокгольма в Упсалу, почти прекратил врачебную практику, однако в определенном, узком кругу он и практиковал, не извлекая из этого дохода. Более того, он постоянно держал у себя для сына, в качестве домашнего учителя, кого-нибудь из нуждавшихся в материальной помощи студентов. Кроме того, у него постоянно бывали студенты, которых он старался хотя бы покормить. Нужно сказать, что при этом им запрещалось приносить в дом книжки, особенно переводные и французские, чтобы они не попали в руки его дочерям.

У Линнея было шесть человек детей, из которых двое умерли в младенческом возрасте. Девочки, по обычному в то время укладу жизни, воспитывались дома, где учились преимущественно домоводству, а школу не посещали; они пользовались горячей любовью матери.

Жена Линнея была мало образованная и плохо воспитанная женщина, едва ли понимавшая истинное положение своего великого мужа, расчетливая и даже скупая, с деспотическим характером и эгоистичная. Фабрициус пишет о ней, что она не только не любила своего единственного сына, но даже притесняла его, поставив в семье в очень стесненные условия, заставляя нуждаться в самом необходимом. «Во всем свете не имел он большего недруга, чем в своей матери», — пишет о сыне Линнея Фабрициус. Характеризуя молодого Линнея, он говорит, что «его, конечно, нельзя было сравнить с его великим отцом, но его образованность и полная осведомленность во всем, что было написано старшим Линнеем, делали его очень сведущим профессором».

Сам Линней любил сына, видел в нем будущего ботаника и своего преемника, заботился об его образовании, постоянно приглашал к нему в наставники лучших из своих нуждающихся учеников и, занимаясь с ним сам, постоянно говорил с сыном по-латыни.

Очень интересен отзыв о Линнее старшем, содержащийся в письме королевы Ловизы Ульрики, адресованном ее матери. Отмечая его высокую ученость, королева писала, что «это очень приятный человек, вполне придворный, хотя и без придворных манер, чем он мне особенно нравится… не проходит дня, чтобы он кого-нибудь не привел в хорошее настроение».

Королева как-то предложила Линнею взять ко двору одну из его дочерей. От этой чести Линней простосердечно отказался, чем немало раздосадовал королеву, заметившую ему, что ей можно было бы доверить воспитание девушки.

Карл Линней в возрасте 64 лет

Карл Линней в возрасте 64 лет. По репродукции с оригинала работы Крафта. 1771

Дом Линнея, при его большой любви к животным, был наполнен ими. В комнатах жили сверчки, обезьяны, попугай, стояли аквариумы с рыбками. Во дворе содержались разные собаки, енот и т. д. Некоторых животных Линней держал в университетском Ботаническом саду.

В домашней обстановке Линней одевался очень скромно, предпочитая носить халат; он не надевал при этом парика, а голову покрывал небольшой меховой шапочкой. Линней говорил о себе: «У него не было желания выглядеть важным, но только чистым и опрятным».

О своем учителе Фабрициус пишет следующее: «Карл фон Линне был небольшого роста, и, так как он слегка сутулился, он казался еще меньше, чем был в действительности. Он был хорошо сложен, но несколько согнулся, и, когда я знал его, годы избороздили его лоб морщинами. У него было открытое лицо, почти всегда веселое, очень сходное с портретом в «Species plantarum». Его глаза были самыми прекрасными, какие я только видел. Они, правда, не были большими, но были блестящими, проницательными и чрезвычайно живыми. Уверенно я не могу назвать их цвет, но я видел их взгляд, который, казалось, проникал прямо в глубину моей души».

Из других заметок о Линнее можно узнать, что он был близорук и не имел музыкального слуха.

Выдающийся интерес имеет, конечно, характеристика Линнея, написанная им самим. Она называется «Черты Линнея и характер» («Linnaei persona (och character»)) и помещена Адамом Афцелиусом в автобиографических материалах Линнея. Текст ее написан частью по-шведски, частью по-латыни. Она так интересна, что мы приводим ее далее полностью.

Портрет, который напечатан в «Философии ботаники», 1751, относится к лучшим. Но тот, который был заказан Академией наук в 1774 г., едва ли мог быть сделан еще лучше.

Фигура средней величины, скорее низкая, чем высокая, ни тощая и не жирная, средней мускулистости, уже с детства с выдающимися венами.

Голова большая, с затылком выпуклым и по шву поперек сжатым. Волосы в детстве белокурые, потом более темные, в старости серые. Глаза карие, живые, очень острые и веселые. Лоб в старости морщинистый. Маленькая бородавка на правой щеке и немного более крупная на правой ноздре. Зубы плохие, испорченные зубными болями с детства.

С открытой душой, легко сердившийся, радовавшийся и печалившийся, он быстро успокаивался; веселый в молодости, в старости был спокойным; в работе чрезвычайно быстрый, в движении легкий и скорый. Он не был сварливым и потому не отвечал тем, которые выступали против него в печати. Он говорил: если я не прав, я ничего не выиграю; если же я прав, то я прав навсегда.

Домашние заботы предоставлял супруге, сам интересовался только произведениями природы; начатые дела доводил до конца и в пути не оглядывался назад.

Он не был ни богатым, ни бедным, но боялся долгов. Он писал свои труды не из корысти, но из чести. Он никогда не пропускал лекций, но администрация относилась к нему, как к чужому. Он побуждал всегда свою аудиторию слушать его лекции с удовольствием и вниманием. Он обладал великолепной памятью до 60 лет; тогда он начал забывать собственные имена, каковых он держал в голове больше, чем многие другие. От изучения чужих языков, легкого многим, он был всю свою жизнь далек.

  • Он неохотно притворялся и лицемерил;
  • в высокой степени ненавидел все, что называется высокомерием;
  • спал зимой от 9 до 7, но летом с 10 до 3;
  • не откладывал того, что должен был сделать;
  • записывал все, что наблюдал, сразу на месте и не полагался на свою память; записывал коротко и выразительно все, что разработал;
  • везде себя показывал прирожденным методиком;
  • говорил, что хотел бы лучше получить три удара от Присциана (Римский грамматик VI в.), чем один от природы; читал на Земле в камнях, растениях и животных, как в книге;
  • был один из сильнейших наблюдателей, которых мы знаем;
  • был поэтому творцом, а не компилятором; всегда питал благоговение и восхищение к своему Создателю и стремился свою науку приблизить к ее Виновнику;
  • написал на двери своей спальной комнаты: «Живите непорочными, Бог среди вас».

«После того как в 1750 г. он был в когтях смерти от подагры, он излечился земляникой, он ел ее каждое лето так долго, как она длилась, и так много, сколько мог достать и съесть, посредством чего он не только полностью излечился от подагры, но получил от этого и пользу, большую, чем другие от водолечений, а также победил и цингу, от которой страдал каждую весну с молодых лет».

Очень интересна также помещенная Афцелиусом в автобиографии отдельная небольшая глава — «Счастье, заслуги и слава Линнея». Здесь содержится перечень того, чем Линней обязан богу (19 пунктов), того, чего до него никто не сделал (17 пунктов), и список ученых обществ, членом которых Линней был избран.

Первые 19 пунктов являются, в сущности, восхвалением бога, и каждый из них, как выражение благодарности, начинается словом «Бог». «Бог сам вел его всемогущей рукой», — так начинается перечень. Далее мы читаем, что бог «дал ему отрасти от скромного корня, пересадил на другое место и дал развиться в значительное дерево», бог «зажег в нем стремление заниматься наукой, что стало наибольшей для него радостью», в то же время он «дал ему все нужные средства, которые только существовали в его время, чтобы он мог достигнуть прогресса», он «сделал его приемлемым для меценатов науки, виднейших в стране, включая королевскую фамилию», он «дал ему выгодную и почетную должность, лучшую, какую только можно желать во всем свете», бог «дал ему жену, которую он более всех других желал себе и которая вела дом, в то время как он исследовал», он «дал ему детей благовоспитанных и добродетельных, а также и сына как продолжателя его дела». Далее бог «дал ему крупнейший гербарий в мире, его величайшую радость», он «дал ему титул архиатра, орден кавалера, герб благородного человека, имя в ученом мире», «защитил его от пожара», «продлил его жизнь более 60 лет», «позволил ему заглянуть в Его тайный кабинет», «дал ему возможность большего проникновения в изучение природы, чем кому-нибудь другому», и, наконец, «сделал его имя великим, подобно именам великих людей на земле».

Раздел этой главы, относящийся к тому, чего никто до него не сделал, написан по совершенно такому же плану. Каждое положение начинается здесь словами «Никто до него», далее следует:

  • не трудился с большим усердием в своей области и не имел большей аудитории;
  • не сделал больше наблюдений в естествознании;
  • не имел такого глубокого понимания во всех трех царствах природы одновременно;
  • не был более крупным ботаником или зоологом;
  • не работал так хорошо по отечественной естественной истории: по флоре, фауне, путешествиям;
  • не написал больше сочинений, более правильно и более методично на основе собственных исследований;
  • не реформировал так всеобще науку и не создал новую эпоху;
  • не расположил с такой отчетливостью продукты природы;
  • не имел таких деятельных корреспондентских связей по всему миру;
  • не посылал своих учеников в такое большое число стран света.

Этот перечень кончается словами: «Никто до него не был членом большего числа научных обществ». Вслед за этим перечислено 21 общество, причем при каждом указывается дата избрания в него Линнея. Так, в члены Петербургской Академии наук он был избран 23 сентября 1754 г.

Глава кончается следующими словами: «Никому до него не отдавали чести как князю ботаников, как это можно усмотреть из писем к нему от ботаников и из напечатанных ими сочинений. Каспар Баугин, Турнефор, Шерард и Диллениус также должны быть названы «князьями своего века» («Principes sui aevi»)».

В высшей степени интересна оценка, сделанная Линнеем его современникам-ботаникам, выраженная указанием места, которое каждый из них занимает в науке. Линней расположил их полусерьезно, полушутя по чинам, как членов офицерского корпуса Флоры (Florae оffciarii):

  • Генерал: Линней Карл, упсальский проф.
  • Генерал-майор: Жюсье Б., парижский проф.
  • Полковники: Галлер, проф. геттингенский; Гроновиус, лейденский сенатор; Ройен, лейденский проф.; Геснер.
  • Подполковники: Бурман, амстердамский проф.; Гледич, берлинский проф.; Меринг, еверский медик; Людвиг, лейпцигский проф.; Гёттар, парижский академик.
  • Майоры: Гмелин И. Г., петербургский проф.; Соваж, проф. в Монпелье; Сибторп, оксфордский проф.; Кальм, проф. в Або.
  • Капитаны: Цельзиус О., упсальский проф.; Понтедера, падуанский проф.; Сегье И. Ф., веронец. Брейниус, гданьский медик; Гортер Д., гардервикский проф.; Вашендорф, утрехтский проф.; Берген, проф. во Франкфурте на Одере; Лехе, проф. в Або.
  • Лейтенанты: Мартин, кембриджский проф.; Баррен, перпиньянский проф.; Вагнер, медик в Нюрнберге.
  • Прапорщики: Миллер, садовник в Челси; Майнар, перпиньянский проф. (тулузец); Коллинсон, лондонский купец; Энс, петербургский медик.
  • Румормейстер (военно-полицейский): Гейстер, гельмштадтский проф.
  • Фельдфебель: Сигезбек, петербургский проф.

Для нас интересна оценка Линнеем прежде всего работавших в России ботаников. Мы видим, что знаменитый исследователь Сибири, Гмелин старший, автор четырехтомной «Flora Sibirica», отнесен в ранг майоров; Давид Гортер, переписавший «Flora Yngrica» С. П. Крашенинникова по номенклатурной методе и системе Линнея, помещен среди капитанов; медик Абрам Энс, не оставивший ботанических сочинений и известный как собиратель растений, находится среди прапорщиков. Довольно известный профессор Сигезбек, почти за тридцать лет до этого времени (список составлен не раньше 1763 г.) жестоко критиковавший половую систему Линнея, помещен в списке ниже всех, в ранге фельдфебеля.

О деятельности большинства из названных здесь ботаников, работавших в России, и их связях с Линнеем мы далее скажем подробнее.