Мы подошли к началу II в. н. э. Следующее тысячелетие можно обозреть в такое же короткое время, какое потребовалось на изложение эмбриологии одного только Галена. Отцы церкви, которые в целом старались обосновать свои психологические воззрения физиологией древних, мало могли сказать о развитии зародыша. Интерес их к этому вопросу, как этого, естественно, и можно было ожидать, носил теологический характер. Тертуллиан, например, признавал, что душа существует в зародыше в продолжение всей его внутриутробной жизни, отрицая, таким образом, тот род рекапитуляции души, которую допускал Аристотель.
Обструкционистский органицизм может причислить Тертуллиана к своим сторонникам. В сочинении, написанном в 200 г. н. э., Тертуллиан говорит: «Герофил, этот врач, вернее мясник, произвел вскрытие 600 людей с целью проникнуть в тайны природы. Он ненавидел человека, стремясь только к тому, чтобы приобрести знания. Я не знаю, изучил ли он подробно все внутренние части человека, ибо смерть изменяет их и делает их отличными от того состояния, которое им свойственно при жизни, а смерть в его руках была не просто смертью, но приводила к заблуждениям в силу самого процесса анатомирования».
«Ответствуйте, — говорит он в своей «De Anima» («О душе»), — о вы, матери, и скажите, не ощущаете ли вы движений ребенка внутри вас? Как же тогда может он быть лишенным души?».
Эти взгляды не разделялись другими церковными учителями, представителем которых может служить Августин Гипонский («De immortalitate et de quantitate animae» — «О бессмертии и количестве души»); он считал, что зародыш приобретает душу на втором месяце, а пол — на четвертом. Эти разнообразные воззрения нашли соответствующее отражение в законодательстве; изгнание плода, теоретически рекомендованное Платоном и защищавшееся практически в IV или V в. до н. э. Лизием, теперь приравнивалось к убийству и каралось смертью. Этот факт приводит Сингера и Джонса к выводу, что Гиппократова Клятва является поздне- (а может быть, ранне-) христианской. Позднейшее римское право, которое, согласно Шпангенбергу, рассматривало зародыш не как Homo и даже не как Infans, но лишь как Spes animantis, постепенно сменилось суровым осуждением утробного детоубийства.
Лат. Homo — человек, Infans — в первоначальном значении — «не могущий говорить», немой, еще не говорящий; отсюда — младенец, дитя. Spes animantis — чаяние одушевленного существа. (Прим. перев.)
«Ибо мы не придаем значения, — говорили епископы пято-шестого собора, состоявшегося в Византии в 692 г., — тонкому различию между сформированным и несформированным зародышем».
Другие авторы, следуя Августину, держались более либеральных взглядов, и каноническое право, в той форме, как оно окончательно выкристаллизовалось, сначала признавало моментом вхождения души 40-й день для мужских особей и 80-й — для женских, а позднее — 40-й день для обоих полов.
Таким образом, Embryo informatus был лишен души, Embryo formatus обладал ею и потому мог быть крещен.
Formatus — принявший надлежащий внешний облик (вид), сформировавшийся; informatus — еще без надлежащего внешнего вида, сформировавшийся. (Прим. перев.)
Фома Аквинский держался того взгляда, что души зародышей, умерших in utero, могли быть спасены, однако Фульгенций отрицал это. Что касается мнения древних, будто зародыши мужского пола формируются вдвое быстрее, чем зародыши женского, то оно держалось до тех пор, пока Гелике в 1723 г. не опроверг его экспериментально.
У Климента Александрийского в его книге «Слово увещательное к Эллинам» мы находим некоторые замечания по вопросам эмбриологии, однако они ничего не прибавляют к прежним познаниям в этой области. Климент разделял учение перипатетиков, что зарождение происходит от сочетания семени с менструальной кровью. Он пользуется аристотелевской аналогией зарождения с действием сычужины, свертывающей молоко. Лактанций из Никомидии, живший в эпоху Никейского собора (325 г. н. э.), в своей книге «De opificio Dei» («Об устроении божьем») продолжал развивать глубоко укоренившееся представление о связи самца с правой, а самки — с левой стороной тела. Он же утверждал, что при эмбриональном развитии голова образуется раньше, чем сердце; по-видимому, он систематически исследовал куриные яйца в различных стадиях развития и в этом отношении был лучшим эмбриологом, чем Гален.
Врожденная формирующая сила яйца переводилась биологами каждого периода на язык своего времени. Точно также, как в настоящее время Дриш пытается акклиматизировать ее в неблагоприятном окружении посткартезианского мира, так и Григорий Нисский около 370 г. и. э. облек ее в терминологию, свойственную сочинениям отцов церкви, и создал теологическую разновидность неовитализма. Его главные биологические сочинения «О становлении человека» и «О душе» содержали отрывки вроде следующих: «Вещь, посеянная мужским организмом в женский, преобразуется в различные разновидности членов и внутренних органов не путем внесения какой-либо другой силы извне, а лишь при помощи силы, пребывающей в ней и преобразующей ее». И в другом месте: «Ибо, подобно тому как человек, уже вполне сформировавшийся, обладает душой особой природы, так и при истоках и начале своей жизни он имеет такое строение души, которое соответствует его потребности создания для нее особого хранилища с помощью материи материнского тела, ибо мы не можем допустить, чтобы душа была связана с чуждой ей оболочкой, точно так же как никогда не совпадут друг с другом два различных восковых отпечатка». Следовательно, душа образует свое тело, как если бы она была геммой, производящей оттиск на каком-либо мягком материале и действующей в продолжение развития изнутри. «Ни одна вещь, лишенная души, — говорит Григорий Нисский, — не обладает способностью двигаться и расти».
Более поздние латинские авторы (не теологи) не уделяли этим вопросам достаточного внимания. Правда, у Авзония есть отрывок, в котором описывается развитие зародыша («Eclog. de Rat. puerp.»), однако он почти целиком астрологического характера. В одном месте говорится:
«Juris idem tribus est, quod ter tribus; omnia in istis;
Forma hominis coepti, plenique exactio partu,
Quique novem novies fati tenet ultima finis».
Idyll. II (Gryphus ternarii numeri), 4—6.
«Столько же права у трех, сколько у трижды трех; все заключено в них: форма зачатого человека, рождение окончившего развитие, и девятью девять держат последний конец судьбы».
Впрочем, это скорее поздний отзвук пифагореизма, чем ранняя прелюдия к Леонардо да-Винчи и математической трактовке природы.
В статье «Die Zahlen 7 und 9 bei den Griechen», Archeion, 1938, vol. XXI, N 4, Э. Шульце приводит многочисленные доказательства в пользу того, что корни культа чисел 7 и 9 следует искать в греческой, а не в восточной культуре, как это обычно принято было думать. (Прим. перев.)
Источник: Джозеф Нидхэм. История эмбриологии. Пер. с англ. А.В. Юдиной. Гос. изд-во иностранной лит-ры. Москва. 1947