Факультет

Студентам

Посетителям

Глава пятая. Черные морские ящерицы

Хотя Галапагосские острова были впервые открыты европейцами еще в 1535 г., лишь триста лет спустя посетивший их Дарвин оставил нам первые ценные научные сведения о жизни на них. Ему мы обязаны также и лучшим описанием жизни и нравов морских игуан, живущих на островах. За десять лет до него эти замечательные ящерицы были впервые описаны Бэллом, который назвал их амблиринхами (Amblyrhynchus cristatus).

Едва мы успели раскинуть палатку на берегах Индефетигебля в Гаррисоновой бухте, как наш художник заметил нечто похожее на небольшого тюленя или змею, плывущую по гладкой, прозрачной поверхности морских вод. Он закричал нам, мы выбежали и впервые увидели черную морскую игуану, вылезшую на берег. Правда, однажды мне случилось встретить крокодилов в слоновых водах, но появление ящерицы в морской воде казалось мне все же не менее удивительным, чем нахождение дельфинов в пресной воде или же пребывание певчей птицы в воде ручья. Впрочем, и то и другое явление мне пришлось во время своих путешествий видеть собственными глазами.

Огромное пресмыкающееся скользнуло в расщелину, и мы потеряли его из виду. Но тут же мы заметили и другую игуану, вылезшую из-под нависшей глыбы скалы. Я успел ухватиться за ее хвост и минут пять тащил из всех сил, но никак не мог преодолеть сопротивления двух десятков мощных когтей ящерицы. Однако постепенно она начала сдаваться, и я наконец успел захватить в руки около тридцати—сорока сантиметров ее хвоста, но так устал, что пришлось уступить свое место другому. В конце концов мы все же победили, но наш первый опыт показал, какою страшною силою обладает это животное. Когда такая ящерица, спасаясь, вползает в узкую щель в скале, она начинает надуваться из всех сил, цепляется тысячами своих чешуек за шероховатости лавы и всей силой своих кривых когтей держится за выступы скалы. Сопротивление ее так велико, что преодолеть его могут разве только морские пираты, жаждущие поживиться мясом игуаны, или зоологи, воодушевленные научным пылом, да и то лишь когда они напрягают все свои силы и нападают на бедного амблиринха не в честном единоборстве, а все на одного. Вскоре, впрочем, мы убедились, что незачем было прибегать к стольким усилиям. В первую же мою встречу с морской игуаной я собирался спасаться от нее на четвереньках, взбираясь по скале; но, очевидно, я был принят ею за безвредного морского льва: она подпустила меня очень близко и даже дала себя погладить без всякого страха.

Самым главным отличительным признаком этой породы служит хвост, длинный, плоский, снабженный гребнем, типично приспособленный для плавания: это единственная существующая в мире порода морских ящериц.

По истечении двух дней мы пришли к заключению, что Галапагосские острова находятся сейчас в периоде пресмыкающихся или, точнее, в периоде пресмыкающихся и птиц. Амфибии и млекопитающие, специально свойственные островам, абсолютно отсутствуют. Впрочем, здесь не мало и рыб. Рыбы-парусники и барбули выпрыгивают из моря, морские собачки вылезают на берег и ползают по скалам, заливаемым приливом.

Гигантские черепахи и сухопутные игуаны господствуют на возвышенной части островов, тогда как маленькие изящные ящерицы-тропидуры снуют всюду под ногами. Береговая же полоса является резиденцией крупных черных игуан; они более чем какие-либо другие существа, виденные мною, служат живого связью отдаленнейшего прошлого с настоящим.

Игуаны достигают иногда 1,32 метра длины и 10 килограммов веса. Многие виденные мною были, на мой взгляд, не менее 1,2 метров длины, из пойманных же нами самая большая ящерица была длиною в метр и весила 6,5 килограммов. Молодые ящерицы весили всего лишь 125 граммов и были длиною в 30 сантиметров.

На первый взгляд этих ящериц можно назвать черными, когда они мокры, и темно-серыми после пребывания на суше. Это почти так, если не принять во внимание грязнобелой или розоватой окраски брюшной стороны и множества красновато-коричневых крапин на спине и боках. У большинства же индивидов всех возрастов эти пятна образуют поперечные полосы, проходящие через спину, а иногда заходящие и на брюхо ящерицы. Чешуя над глазами и вокруг рта зачастую бывает густозеленого цвета, но эти ящерицы далеко уступают в разнообразии и яркости оттенков своим сородичам, живущим на суше. Нам случалось встречать значительное количество игуан в очень отдаленных друг от друга местностях. Так, например, на Альбемарле и во всех окрестностях Индефетигебля. Вообще же говоря, они известны на двадцати островах архипелага, к которым я в свою очередь могу присоединить Эден и Гай-Фаукс к северо-западу от Индефетигебля.

Несмотря на то, что многие формы игуан получили особые названия, на самом деле имеется все же лишь один вид, как показывают новейшие научные работы, основанные на изучении более двухсот индивидов со всех островов. Это объясняется, конечно, сравнительной легкостью, с которой эти ящерицы перебираются с одного острова на другой. Полную противоположность составляют неспособные плавать ящерицы, как Tropidurus и Conolophus, а равно и сухопутные черепахи; они образуют множество видов на Галапагосских островах.

Я посвятил возможно большее время изучению этих замечательных игуан и убедился в том, что они в высокой степени обладают двумя главными свойствами всех представителей галапагосской фауны своеобразием и отсутствием пугливости. Если набросать зону их распространения, то это будет узкая полоска, окружающая острова, так как граница наибольших приливов является в то же время и границей их странствований по cynic и в море. В узких пределах этой зоны протекает их несложная жизнь. Ни засуха, ни смена времен года — ничто не обусловливает их миграции.

Трещина в скале, плоская поверхность и немного водорослей — вот и все, чем удовлетворяются неприхотливые потребности амблиринха. Дарвин цитирует слова капитана Кольнета: «Они стаями отправляются в море на ловлю рыб». Помимо, очевидно, ошибочного суждения об их занятиях, я склонен сомневаться и в первой части этой цитаты, так как общественные привычки этих ящериц отнюдь не простираются на их питание, которое у них происходит совершенно индивидуально. Дарвин сам отрицает, чтобы их вообще можно было видеть «в ста метрах от берега», так как ему самому не удавалось загонять этих ящериц в воду.

Берега, на которых обретаются эти животные, почти сплошь состоят из размытых водою скал и обломков застывшей лавы. Многие из них до того правильно рассечены, как будто бы сотни каменщиков веками работали над ними. Кое-где среди лавы попадаются полосы песчаного берега, на которых в отдалении группами растут мангровые деревья. Пассатные ветры неизменно дуют с юго-востока, и потому лишь в хорошо защищенной бухте, позади мола и лавы, море было тихо, и высадка на берег в лодке совершилась без труда. Подобно Дарвину, я тщетно пытался загонять ящериц в воду, но они упорно сопротивлялись, по-видимому, чувствуя, что им не сладить с бушующими волнами. Объяснять их сопротивление боязнью акул не приходится, гак как последние не подплывают к местам сильного прибоя, и только там, где волнение слабо, они подходят к берегу. В таких местах чрезвычайно трудно загнать игуан в воду.

Мне случалось часто видеть их плавающими в тихих и глубоких бухтах, где волн почти не было и где, если и появлялись акулы, то очень небольших размеров и отнюдь не опасные, для игуан.

Убедившись, что игуаны в большом количестве и безбоязненно подходят к месту нашей стоянки, мне однажды захотелось вернуть свободу одной из ящериц, извлеченной нами с таким трудом из щели в скале. Развязав ее далеко от берега, я погнал ее в глубь острова. Она тотчас же повернула обратно к берегу и с сознанием своего достоинства, переступая с ноги на ногу, направилась к воде. Когда игуана плывет, то едва заметны боковые движения ее туловища; волнообразные изгибания хвоста также слабо сказываются. Ноги игуаны во время плавания свешиваются назад, и, лишь плывя близ дна, она отталкивается иногда сильными ударами когтей. Изобилие игуан всюду в береговой полосе и полное отсутствие пугливости у них служат доказательством того, что в жизни их опасностей необычайно мало. Они ведут стадный образ жизни, Образуя определенные типичные колонии. Однако во время моих далеких прогулок по острову мне случалось видеть ящериц, совершенно уединенно греющихся на солнце и добывающих себе пищу. Всего лишь раз пришлось мне встретить семейную группу игуан, какие наблюдаются у крокодилов. Между тем на удобных гладких скалах зачастую можно видеть группы из взрослых или же из молодых игуан одного возраста и размера. В одном месте я в течение нескольких дней находил двух очень крупных игуан, укрывавшихся под нависшей глыбой скалы, а в некотором отдалении от них — четырех молодых на совершенно открытом месте. Тут мне удалось наблюдать их игры.

Две молодых ящерицы схватывались и катались, делая вид, что кусаются, подобно двум играющим щенкам. Одна из них высоко поднималась на задние ноги и на хвост и, вытянув передние лапы и когти, несколько минут балансировала в воздухе, прежде чем наброситься на свою подругу. Я лежал, плотно прильнув к скале, и силуэты этих двух борющихся фигур отчетливо вырисовывались на фоне голубого неба. Позы их напоминали мне борьбу ископаемых тиранозавров на картине художника Найта в Американском музее естественных наук; снова, как уже не раз на этих островах, мне казалось, что древние эпохи возвращались к жизни из глубины веков.

Повседневный образ жизни морских игуан весьма несложен. Ночь они проводят в своих порах или в глубоких расщелинах. Утром, около восьми часов, когда день солнечный, они выползают на берег в ожидании отлива и питаются короткими береговыми водорослями, после чего они целыми днями греются на солнце на какой-нибудь излюбленной скале. Мне никогда не случалось видеть ни одной ящерицы ночью на открытом воздухе, даже при лунном свете. Несмотря на то, что часов в шесть вечера вода убывает, они не пользуются этим временем для питания, довольствуясь приемом пищи всего лишь раз в день.

Молодые животные проявляют несколько большую жадность и первыми приходят к месту кормежки. Медленно спускаясь с берега, они быстро принимаются за еду и откусывают водоросль за водорослью, кусая сперва передними зубами, затем боковыми и проглатывая сразу. При еде ящерицы выпускают большое количество пенистой слюны. Они поедают лишь верхушки водорослей, которые вскоре пускают новые ростки. Пищеварение у них совершается очень медленно, и очищение кишечника происходит один раз в четыре—пять дней.

Мне никогда не случалось видеть, чтобы игуаны ныряли в воду в поисках пищи, да в этом и нет необходимости; водоросли всегда находятся в изобилии. Так как заросли водорослей имеются обычно лишь в местах, где поверхность воды в постоянном движении, то набегающая волна иногда покрывает игуан. В таких случаях ящерицы, как и красные крабы, плотно цепляются когтями за песчаное дно, оставаясь неподвижными.

За все время моих наблюдений я не встречал вовсе врагов амблиринхов среди галапагосской фауны. Местный ястреб, нападающий иногда на сухопутных ящериц, налетает на игуан изредка, на расстоянии каких-либо двух метров от них, но не вызывает среди последних никакого волнения; да и на самом деле, ястреб любых размеров жестоко пострадал бы от мощных когтей этих ящериц. Стрижи, пересмешники, мухоловки и сухопутные ящерицы явно выражали свой страх перед ястребом; однако лишь очень молодью игуаны прятались при его появлении.

Хвост у игуан никогда не обрывается. Их можно вытаскивать из расщелин, даже захватив за кончик хвоста, и он остается целым, в противоположность тому, что наблюдается у сухопутных галапагосских ящериц (Tropidurus) и у водящихся на американском континенте игуан, которые живут на деревьях.

Морские игуаны без всякого страха общаются с морскими львами: они взбираются порою к ним на спину и не двигаются с места даже тогда, когда морской лев подползает к самому камню, на котором они греются на солнце.

Где бы я ни встречал морских ящериц, мое появление производило на них одно и то же впечатление: они поворачивали головы в мою сторону, смотрели на меня с живым любопытством и медленно уступали мне дорогу; иногда же я почти наступал им на хвост, и достаточно было присесть на корточки и медленно двигаться за ними, чтобы свободно их захватить. Таким способом мы ловили одну за другой множество игуан и снова их отпускали на свободу. Одну из них мы долго снимали киноаппаратом, следуя за нею, пока она наконец не уползла в свою пещерку. Другая же большая ящерица шла за нами следом на очень близком расстоянии, пока в конце концов не заснула между ножками штатива нашего аппарата. Игуаны с любопытством выползали из своих засад и наблюдали, как мы ловили различных морских животных в лагунах. Для поимки тридцати или сорока ящериц в непродолжительный срок я пользовался прочным удилищем со свободной петлей на конце и набрасывал ее на шею игуан. Таким способом мне удавалось без промаха ловить одну ящерицу за другой, при чем единственной выраженной эмоцией при виде пойманного собрата было любопытство, с которым они поглядывали, как тот на мгновение взлетал на воздух.

Для испытания степени пугливости этих животных я однажды прибег к следующему способу. Небольшую пойманную мною ящерицу я подбросил на петле в воздухе и, поиграв с ней несколько минут, отпустил ее на свободу. Она отбежала на несколько шагов, затем повернулась и стала смотреть на меня, не оказав ни малейшего сопротивления и при вторичной поимке. Шесть раз я повторял тот же прием, при чем игуана становилась все более ручной, тогда как любое другое животное реагировало бы на подобное обращение диким испугом.

Чрезвычайно своеобразную их черту я подметил однажды, лежа в полдень на песке и любуясь бушующими волнами. В этот момент по изрытой каменистой глыбе скалы сползала одна из самых крупных игуан, виденных мною на островах. Длиною она была не менее одного—двух метров, но с места моего наблюдения она казалась в десять раз больше. Голова ее была покрыта грубой чешуей, сходной с черной и дымчатой окраской лавы, а по хребту тянулся ряд игл, напоминавших колючки кактуса. Увидев меня, ящерица остановилась и долго сосредоточенно глядела на меня. Затем с характерной у всех игуан своеобразной улыбкой, застывшей на губах, она проявила по отношению ко мне полное равнодушие. Дважды качнув массивной головой и испуская при этом легкий пар из ноздрей, она прошла мимо меня к берегу. Если бы к этому прибавить еще несколько огненных искр, то получилась бы полная картина древнего дракона: так она походила на него в этот момент. Ее отдаленный предок, должно быть, с тем же величавым пренебрежением смотрел на древних инков или на первых прибывших на острова испанцев. Судя по ее внешности, она сама была стара, как лава.

Мне не раз случалось подмечать странное фырканье, когда игуаны кормились или боролись одна с другой или же наконец просто следили за мной. Две струи пара показывались тогда из ноздрей и были видны на порядочном расстоянии, после чего на губах у них появлялась густая пена.

Раза два мне случалось видеть, как ящерицы, видимо, с озлоблением пытались укусить друг дружку, однако без всяких последствий; меня же они ни разу не кусали, несмотря на мое самое грубое обращение с ними. Правда, не раз доставалось от их когтей, но лишь в тех случаях, когда они стремились убежать. При всей своей силе эти ящерицы с крупной чешуей в виде брони, с огромными пилообразными зубами и с двадцатью когтями не обладали ни желанием, ни способностью защищаться. Они не кусаются» не царапают когтями, и ловля их — занятие гораздо более безопасное, чем ловля крупных красных крабов, которые живут вместе с ними.

Как и большинство ящериц, они мало реагируют на звук и с трудом просыпались при моем приближении. Судя по тому, что они сохраняют полное спокойствие даже при звуке близкого ружейного выстрела, я полагаю, что у них слух чрезвычайно слабо развит. Зрение является у них самым обостренным из чувств: они различали меня на очень далеком расстоянии, хотя и не боялись моей близости.

Соперничество и ухаживание у игуан внешне трудно различимы и проявляются с величавой простотой. Высоко приподнявшись на передних ногах, ящерицы усиленно кивают вверх и вниз головой, — вот и все. Когда два крупных самца проходили на близком расстоянии друг от друга, они останавливались, проделывали это своеобразное, якобы угрожающее движение и затем, долго простояв в окаменелой позе, оба шли дальше. Казалось, что тут происходит какой-то психологический поединок, в котором победитель ни единым грубым движением не выражает своего превосходства. Точно так же, приближаясь к самке, самец поминутно останавливается, испуская пар из ноздрей и торжественно кивая вверх и вниз головой. Вот все, чем он выражает страсть, кипящую под его непроницаемой броней, но, судя по многочисленному потомству амблиринхов, этого достаточно.

В Амблиринховой бухте на острове Эден я со своей зеркальной камерой подошел к ящерице на расстояние метра. Игуана лежала частью на песке, частью на лаве; в этой характерной позе мне хотелось ее снять. Сделав первый снимок, я увидел, как к ней подполз большой красный краб; но пока я менял пластинку, краб успел уже доползти до ее головы и, вместо того чтобы повернуть обратно, продолжал лезть вперед. Игуана же только щурила глаза, видимо, опасаясь острых лап краба. Три раза он останавливался, схватывая у нее со спины клеща, и когда он слез, чешуя на спине игуаны еще оставалась приподнятой. Поймав эту игуану, я рассмотрел на ней в лупу еще тринадцать мелких клещиков (Omblymma darvini); они находятся в тесном сродстве с клещами, найденными в большом количестве у сухопутных ящериц.

Мне никогда не случалось находить ни гнезд, ни яиц игуан. Один из моих коллег нашел на острове Эден, на высоте 12 метров над уровнем моря, старую скорлупу яйца, видимо, принадлежавшего этой породе, так как сухопутные ящерицы водятся в областях, расположенных на расстоянии не менее 22 километров от берега. Вот что писал сам Хеллер двадцать пять лет тому назад о кладке яиц у этой породы игуан: «В большинстве случаев они кладут яйца в конце периода дождей. Для этого они избирают песчаные или же усыпанные мелкими голышами места. Гнездо, найденное на острове Альбемарле, с которого была согнана самка, было расположено в трещине скалы, частью засыпанной песком. В этом гнезде было обнаружено шесть продолговатых яиц с полутвердой оболочкой, длиною приблизительно 7,5 и 3,7 сантиметра в диаметре».

В виду этих данных совершенно неожиданной явилась находка нашей сотрудницей Рут Роз ямок на склонах скал на высоте 90 метров от берега, в которых она нашла сморщенную яичную скорлупу. Другими авторами описываются гнезда ящериц в виде неглубоких ямок на берегу острова Эдена и на других островах, — в них молодые ящерицы длиною в 30 сантиметров держатся ночью и в пасмурные дни. У каждой игуаны была отдельная пещерка или норка, хотя встречались норы и с общим отверстием. Игуаны в 25—30 сантиметров длины были самыми молодыми из виденных мною, и они мало чем отличались от взрослых. Однако во время всех моих экскурсий по островам мне никогда не попадались мелкие игуаны на берегу главных островов, а всегда лишь на мелких ближайших островках. На Эдене, например, во много раз больше молодых игуан, чем взрослых, а на юго-восточной стороне его находились целые рассадники игуан длиною в 30 сантиметров, тогда как на маленьких островках по соседству были питомники ящериц, длиною в 15—20 сантиметров. Все эти пресмыкающиеся имели защитную окраску, хотя казалось бы, что для этого не было достаточных причин. Их трудно заметить даже на. очень близком расстоянии. Были случаи, когда я, охотясь за. большой игуаной, подползал к ней совсем близко, совершенно не замечая таких же крупных экземпляров почти рядом с собой.

В Последний день нашего пребывания на островах, когда, мы готовились к большой охоте на игуан, я устроил клетку для них из небольшой лодочки; я покрыл ее проволочной сеткой. Эту лодочку мы притащили на буксире к берегам, изобиловавшим ящерицами, и в нее сажали пойманных игуан. Нам удалось их доставить не только в Нью-Йорк, но и поместить в Зоологический сад на другой же день, как мы приехали. Совершив длиннейшее путешествие с Индефетигебля, эти ящерицы еще два месяца спустя превосходно жили там и, по-видимому, существовали одной соленой водой и воздухом. Никакие предлагавшиеся им водоросли и никакие сухопутные растения не заставляли их отказаться от голодовки. Некоторых из них убили, чтобы изготовить большую группу, выставленную в Американском музее естественных наук; несмотря на полное воздержание от пищи в течение ста дней, они, видимо, остались такими же подвижными и: сильными, как и в первые дни после разлуки с родными берегами.

Источник: Уильям Биб. Перевод М.С. Горевой (Титовой) под ред. проф. П.Ю. Шмидта. На островах Дарвина. Путешествие на Галапагосские острова. Молодая гвардия. Москва. 1930