Факультет

Студентам

Посетителям

Эфиопия и Эритрея

Немногочисленные ботанические материалы, собранные иностранными экспедициями в Эфиопии, обратили особое внимание Н. И. Вавилова на эту страну и прилегающую к ней Эритрею как на центр исключительных сортовых богатств.

По легенде, со времени царицы Савской, царствовавшей одновременно с царем Соломоном, а по археологическим исследованиям — в еще более отдаленные времена в этой части Африки уже было сосредоточено оседлое земледельческое население, что и увеличивало интерес ученого к этим районам.

Через год после посещения Эфиопии и Эритреи Николай Иванович писал: «Там, где между Америкой и Англией ныне завязывается узел борьбы за политическое и экономическое господство, — у истоков Голубого Нила, там в марте — апреле прошлого года проходила мирная советская экспедиция. Не задачи мировой гегемонии, не приобретение новых территорий интересовало нашу экспедицию… Наша страна ищет лучшие семена, лучшую пшеницу, новые сорта, новые растения, чтобы во что бы то ни стало поднять культуру земледелия».

Но сколько нужно было затратить труда, усилий и какое надо было иметь терпение, добиваясь, чтобы эту мирную советскую экспедицию пропустили к истокам Голубого Нила; в страну «львов и крокодилов». С уверенностью можно сказать, что тогда это мог сделать только Н. И. Вавилов с его энергией и настойчивостью.

Н. И. Вавилов намеревался провести эту экспедицию в 1927 году. Но еще в 1926 году, путешествуя по Франции, Италии и другим странам Средиземноморья, где у него уже было немало друзей-ученых, он начал хлопоты о разрешении на въезд в Эфиопию. Однако, несмотря на их попытки помочь ему, эти хлопоты не увенчались успехом.

Поэтому Николай Иванович решил отправиться в Эритрею, бывшую тогда итальянской колонией. Ходатайство о разрешении въезда в Эритрею было относительно скоро удовлетворено итальянским правительством.

Обычно путь в Восточную Африку шел тогда через Суэцкий канал, Красное море к порту Джибути — на берегу Аденского залива во французском Сомали.

В 1918 году от Джибути к «сердцу Эфиопии» — столице Аддис-Абебе была построена железная дорога.

Н. И. Вавилов, рассчитывая попасть в Эфиопию из Сомали, одновременно с ходатайством о разрешении въезда в Эритрею, возбудил ходатайство перед французским Министерством иностранных дел о выдаче ему транзитной визы через Сомали.

На запросы советского полпредства (тогда были полномочные представители Правительства СССР в странах, с которыми имелись у нас дипломатические отношения) в Париже французское Министерство иностранных дел отвечало, что не может выдать транзитной визы, пока профессор не получит разрешения на въезд в Эфиопию от ее императора. Такая переписка тянулась восемь месяцев.

Когда Н. И. Вавилов закончил обследование Средиземноморских стран, французский консул в Риме вдруг согласился выдать ему транзитную визу через Сомали. И вот, заручившись визами для въезда в Эритрею и транзитной на проезд через французское Сомали, в январе 1927 года ученый рискнул направиться в Джибути, надеясь обследовать всю Восточную Африку.

Почему же так препятствовали западные государства поездке Н. И. Вавилова в Эфиопию? Почему ему потребовались большие усилия и почти целый год беспрерывных хлопот на получение транзитной визы через Сомали, которую он так и не получил в Париже?

В настоящее время Эфиопия имеет своих представителей в странах, с которыми она состоит в дипломатических отношениях. Тридцать лет назад, когда Николай Иванович собирался обследовать эту страну, было совсем другое. Эфиопию, единственную независимую страну в Африке, «члена Лиги наций» зорко сторожили со всех сторон капиталистические государства — Италия, Англия и особенно Франция.

Через восемь лет после путешествия в Эфиопию в связи с агрессией фашистской Италии Н. И. Вавилов написал ряд статей. В одной из них он говорит: «…Природные ресурсы Абиссинии давно уже сделали ее предметом вожделений империалистических стран».

Плодородные земли Эфиопии и большие возможности для животноводства в этой стране привлекали Италию, ищущую новые земли и обойденную при разделе колоний Версальским договором. Озеро Тана в Северо-Западной части Эфиопии с вытекающим из него Голубым Нилом, несущим плодородный ил и воды в Судан и Египет, приковывали внимание британского империализма. Постройка французами железной дороги от Красного моря в Аддис-Абебу открыла путь в сердце Африки: бельгийцы, немцы — все устремились сюда, даже японцы нашли в этой стране объекты для купли-продажи.

Народы Эфиопии давно уже снискали в мире общее уважение за стойкое сопротивление порабощению. Это государство представляло тогда единственный остров среди огромного черного континента, борющийся за свою независимость.

«Против него — вся современная техника вооружений, на стороне абиссинцев — горы, моральная сила и симпатия тех, кто против поработителей.

Величайшее преступление происходит на наших глазах, когда вместо того, чтобы всемерно помочь этой отсталой стране, научить ее лучше использовать свои природные богатства, идет борьба за империалистический раздел, за уничтожение единственного сохранившегося в Африке независимого государства…» — писал Н. И. Вавилов.

Понятно, почему советскому ученому потребовался год для непрерывных хлопот, чтобы получить транзитную визу на проезд через французское Сомали. И можно представить себе, что пережили свободолюбивые народы Эфиопии, чтобы добиться, завоевать то положение, которое они имеют в настоящее время.

Французский пароход, на котором ученый ехал в Джибути, медленно двигался по Суэцкому каналу. Навстречу шли многочисленные суда в Европу. Они везли индийский хлопок, яванский каучук, йеменский кофе, австралийскую шерсть…

Красное море — самое жаркое место на земле, воздух нагрет до пределов. С одной стороны — раскаленная Африка, с другой — аравийская пустыня, впереди рифы, много акул. Тяжелый путь и для пассажиров, и для моряков.

Вот и Джибути!

С волнением сходил ученый с парохода на берег Аденского залива. Здесь он был изумлен: оказалось, что никаких виз для въезда в Эфиопию не требуется.

Комиссар французской полиции порта Джибути был очень любезен и через три часа возвратил Николаю Ивановичу его паспорт, визированный французским губернатором и объявил, что с этим можно свободно ехать в Аддис-Абебу.

Комиссар не мог скрыть своего удивления по поводу появления первого советского ученого в Сомали. На прощанье он дружески сказал Н. И. Вавилову: «Россия сделала настоящую революцию. Дело пойдет!..».

На следующий день поезд мчал ученого из Джибути по направлению к городу Диредава, сначала по саванам, а затем через «беру» — пустыню.

Саваны — обширные равнины в тропических областях, покрытые травянистой растительностью, главным образом злаками, до метра высотой.

Бера — страшная песчаная пустыня, где очень жарко (до пятидесяти градусов в тени), она почти безводная, а если встречаются колодцы, то их вода несет лихорадку. Эта пустыня кольцом охватывает населенные местности Эфиопии — «дегу» — возвышенности, отвесно поднимающиеся в центре страны, как бы естественная крепость или замок. Земледельческие районы и вообще вся жизнь страны сосредоточивается в деге — в высокогорных районах от 1300 до 2800 метров над уровнем моря.

Смотря из окна вагона на горячие пески беры, Николай Иванович вспоминал о том, что не раз эти пески спасали народы Эфиопии от нашествий завоевателей, которые погибали в этих песках.

Доехав до Диредавы, Н. И. Вавилов сошел с поезда, решив, прежде чем посетить столицу, исследовать один из земледельческих районов Юго-Восточной Эфиопии, расположенный вокруг города Харара. Это густо населенный и почти неизученный горный район, где много зелени и воды.

Совершенно не было известно, как дальше сложатся условия, а район очень интересный. Тем более, что недавно посетивший Эфиопию американский ботаник Харлан прошел мимо этой области, не описав ее.

Здесь Николаю Ивановичу повезло. Быстро, без всяких формальностей он организовал небольшой караван, в течение десяти дней исследовал весь земледельческий массив и собрал много культурных растений. Находки превзошли ожидания — тридцать ящиков с образцами семян он отправил в Ленинград из Диредавы. Было самое подходящее время для изучения и сбора растений — хлеба созревали.

Характерным для этого района была выравненность дневной и годовой температуры — все время тепло, но не жарко. Культурная флора Эфиопии оказалась исключительно оригинальной. Впервые ученый нашел здесь фиолетовозерную пшеницу, черный ячмень, хлебный злак — тефф.

Около Харара были расположены плантации кофе, апельсинов и дынного дерева, заложенные в основном бельгийцами.

Изучив Харарский земледельческий район, Н. И. Вавилов направился в столицу Эфиопии Аддис-Абебу (в переводе «Цветок весны»).

От Диредавы до Аддис-Абебы поезд идет два дня, именно два дня, а не двое суток, так как ночью железная дорога здесь не работала; на ночь пассажиры располагаются на вокзале. Утром, когда взойдет солнце и разгонит диких зверей, поезд продолжает свой путь.

Теперь путь лежал через дегу, вокруг дышащего кратера горы Фантале. Николай Иванович и раньше видел много гор, много сделал он перевалов через высочайшие хребты, но такие горы встретил впервые. Едешь точно среди развалин города — высокие горы напоминают разрушенные стены, башни, купола. По пути встречались посевы, банановые рощи, стада местного скота.

Поезд остановился среди поля — это оказался вокзал Аддис-Абебы.

«Цветок весны» — новая столица Эфиопии, построена в 1892 году императором Менеликом II. До этого времени столица постоянно кочевала, так как жители города вырубали леса вокруг нее на топливо и постройки, и приходилось столицу переносить в другое место в глубь лесов.

Кто-то из европейцев случайно завез в Эфиопию австралийские эвкалипты, которые растут во много раз скорее, чем местные породы. Менелик II понял значение «этой австралийской интродукции», быстро засадил всю территорию новой столицы этими деревьями, и за короткое время вырос прекрасный лес. Затем эвкалиптами засадили другие города и главные дороги страны.

Аддис-Абеба расположена на высоте 2400 метров над уровнем моря и потому, несмотря на тропики, отличается здоровым климатом, мягкой зимой. Здесь действительно всегда «весна»: среднемесячная температура колеблется от 13,7 до 17,9 градуса тепла, среднегодовая — 15,3 градуса.

Большую часть домов столицы составляли хижины из прутьев, обмазанные глиной, крытые соломой, живописно расположенные в густом лесу австралийских эвкалиптов. Дома правительства и европейские кварталы построены по типу европейских городов.

Обосновавшись во французской гостинице, Н. И. Вавилов обдумывал дальнейший *план путешествия по Эфиопии. Французские ученые — друзья Николая Ивановича снабдили его письмами к французскому послу в Аддис-Абебе с просьбой о содействии ему. Посол, ученый-археолог, занимался изучением истории Эфиопии. Он внимательно выслушал Н. И. Вавилова и предложил представить его регенту Эфиопии расу Таффари.

Рас — представитель высшей правящей касты. Впоследствии он стал императором, приняв имя Хайле-Селассие I.

О первом приеме регентом Эфиопии ученый пишет так: «Впервые в книге посетителей правителя Эфиопии появились слова — Ленинград, СССР.

Я презентовал нынешнему негусу только что опубликованную нами карту Земледелия СССР и мою книгу «Центры происхождения культурных растений» на английском языке, в которой уже были даны указания на то, что Абиссиния, по всей вероятности, представляет собой один из оригинальных самостоятельных очагов древнего земледелия.

Рас Таффари был внимателен, охотно слушал мой рассказ о мировом земледелии, о задачах путешествия и обещал в ближайшее время дать разрешение на путешествие по стране».

После приема Н. И. Вавилова расом Таффари все послы и консулы, аккредитованные в Аддис-Абебе старались встретиться с ним. Генеральный же консул Японии и представитель Греции пригласили его на обед. Во время этого обеда они высказывали свое недоумение по поводу того, что Советская страна имеет возможность посылать ученых так далеко «для каких-то агрономических целей.» Но еще больше недоумевали итальянское и английское посольства.

Н; И. Вавилов, воспользовавшись интересом к себе, обратился к английскому послу за разрешением на выезд из Эфиопии через Судан и Египет, приложив при этом поручительство и рекомендации от авторитетных и крупнейших ученых Англии, но это не имело успеха.

В ожидании от раса Таффари обещанного разрешения на путешествие по стране, ученый проводил экскурсии в окрестности Аддис-Абебы и посетил базар столицы. Здесь он собрал, новый замечательный материал. О базаре в Аддис-Абебе он вспоминал с восторгом: «Жители окрестностей издалека приносили сюда в корзинах разные культуры. Зерновой базар Аддис-Абебы — словно выставка образцов всего того, о чем только мог мечтать растениевод-путешественник».

Через несколько дней к Н. И. Вавилову явился посланец от правителя Эфиопии с приглашением посетить его вечером для личной аудиенции. И действительно, на этот раз беседа носила интимный характер: переводчика не было, они были вдвоем, рас довольно хорошо знал французский язык и разговаривать было легко.

Тема беседы также была необыкновенной: раса Таффари интересовала Великая Октябрьская социалистическая революция. Его мало трогали социальные сдвиги и борьба классов, происходившие тогда в Советской России, а больше занимали подробности ареста царя и потеря им власти.

Вавилов не ожидал такой темы разговора, не был готов к ней, и ему пришлось напрягать свою память, чтобы как можно подробнее осветить все, что хотел знать рас. «Опершись тонкими черными руками на стол, рас Таффари слушал, как сказку, эту повесть, интересуясь практически, на всякий случай, всеми подробностями. Бегло он расспросил меня о сущности советской конституции, попросил меня прислать ему на французском языке описание дворцов и изложение советской системы управления, что и было сделано мною по возвращении в Париж. Так описывает ученый эту беседу.

Через две недели Николай Иванович получил официальный документ, выданный от имени раса Таффари и императрицы Заудит (открытый лист с изображением льва), где объявлялось всем воеводам отдельных провинций о том, что профессор Н. И. Вавилов является «гостем Эфиопии». Поэтому его надлежит снабжать: патронами, продовольствием, фуражом и солью (в Эфиопии тогда еще существовала меновая торговля на соль) по пути следования его каравана.

Путешествие по Эфиопии сопровождалось большими трудностями. Надо было нанимать охрану, вооружать ее для предупреждения нападения разбойников и зверей, снаряжать большой караван и запасаться на несколько месяцев продовольствием. От лошадей пришлось отказаться и заменить их мулами.

Когда караван был готов к отправлению, «абан» (переводчик) сказал Николаю Ивановичу, что со всеми нанятыми людьми надо заключить договор: по местным обычаям, в случае смерти кого-нибудь из них, он должен обеспечить семью умершего.

Договор заключили и зарегистрировали у губернатора. На этом договоре рядом с подписью ученого разместились отпечатки тринадцати пальцев караванщиков: сомалийцев, галласов и негров. Н. И. Вавилов, даже спустя много лет, с большой теплотой отзывался о них: «Автор вспоминает дни, когда у озера Тана в тифозной лихорадке он лежал в палатке и испытывал исключительно трогательное человеческое отношение черного каравана из сомалийцев, галласов и негров к чуждому для них пришельцу из неведомой далекой страны».

Экспедиция прошла большую часть земледельческих районов Эфиопии. Как уже упоминалось, она охватила интереснейший и малоисследованный район юго-восточной части ее — Харарский. Затем подробно был изучен центр страны — от Аддис-Абебы до Анкобара, дальше экспедиция прошла всю западную земледельческую Эфиопию, перешла реку Голубой Нил и обошла с запада озеро Тана (Цано), из которого вытекает Голубой Нил — Абай, как его здесь называют.

Н. И. Вавилов побывал в, этом знаменательном месте, издавна представлявшем предмет вожделений английских колонизаторов. Англия даже заключила с Эфиопией договор, по которому последняя обязалась не «мешать бегу» Абая. Но и после этого колонизаторы боялись, что народы Эфиопии построят плотину на Голубом Ниле и задержат приток поды больших и малых кринтов и плодородных илистых частиц в Египет и Судан.

Особенностью климата Эфиопии является распределение годовых осадков: большое количество их выпадает с июля по сентябрь — большой кринт, затем наступает засушливый период и в феврале — марте опять выпадают осадки — малый кринт. Годовое количество осадков составляет 1000—1200 миллиметров.

Английские колонизаторы прекрасно понимали, что орошаемое земледелие — хлопковые плантации Египта и Судана зиждется исключительно на осадках, выпадающих в верховьях Нила в Эфиопии. Поэтому они старались захватить озеро Тана (Цано), истоки Голубого Нила. Эфиопия не уступала и оставалась непобедимой.

В этом крае не было ни одной дороги, ни одной переправы, хотя бы примитивной, через Голубой Нил. А река представляла страшное зрелище; мчалась она с ревом в глубоком каньоне, вода ее кишела крокодилами. Четыре дня экспедиция искала место для перехода Голубого Нила. Мулы срывались с мокрых отвесных скал; вьюки несли на руках.

Каньон — глубокая узкая долина с крутыми склонами.

Наконец, на пятый день на рассвете в час, когда крокодилы обычно дремлют, начали переход реки, но предварительно пришлось дать более ста выстрелов, чтобы разогнать нильских хищников и освободить путь.

На другом берегу выбраться из каньона было еще труднее: каравану приходилось взбираться по крутым стенам — скалам, точно крепости, воздвигнутым на пути. Выбравшись из каньона, измученные люди и животные отдыхали у костра, который всю ночь осаждали дикие звери — воющие шакалы, хохочущие гиены.

Если в районе Аддис-Абеба — Анкобар было какое-то подобие дорог и можно было найти пристанище для ночлега, то здесь тропы все время путались, внезапно исчезали в лесных чащах. И трудно понять, как проводники находили дорогу. Ночи караван проводил под открытым небом у костра, все эти ночи были тревожные.

Остановки в городах, которые представляли собой скопление шалашей, сплетенных, из прутьев и обмазанных глиной в лесных и сложенных из камней в горных районах, вызывали у Н. И. Вавилова особое опасение.

Местные власти, встречая Н. И. Вавилова, как «гостя Эфиопии», выносили ему почетные дары — «дурго» (баранину), масло, мед, курицу и затем в честь его устраивали шумные пиры, затягивавшиеся надолго.

В этих пирах, по обычаю, участвовали все караванщики. Гостей приглашали в жилище начальника города, украшенное шкурами и оружием (обязательно были кривые эфиопские сабли). Подавалось сырое мясо, наструганное или тертое, сильно посыпанное перцем и имбирем, а главное, исконные национальные напитки — «талла» — пиво и «тэдж» — мед. Эфиопия — родина ячменя, родина пива.

По древнему обычаю, здесь слуги пили вместе с господами.

Когда официальная часть пира кончалась, во всем городе продолжалось празднество. Караванщики и не думали идти к своим мулам. Они заходили во все шалаши, куда их приглашали. К вечеру они, как и весь город, орали чудовищные песни и замертво падали у шалашей.

Утром начиналось все сначала. Н. И. Вавилов не в силах заставить караванщиков расстаться с обладателями теджа. Так проходил второй, третий день. Наконец караван выступал.

В следующем городе — такая же задержка. И Николай Иванович начал обходить населенные пункты, предпочитая ночлеги в чащах и горных ущельях с диким хохотом гиен.

На первом же привале после шумного пиршества все караванщики беспорядочно валились и засыпали мертвым сном, Ученый разжигал костер, положив рядом ружье, и сидел у костра до утра.

Длинна и непроницаема тропическая ночь. После утомительного пути клонило ко сну. Николай Иванович кипятил воду, заваривал дикий абиссинский кофе. Кофе спасал его в эти тревожные дикие ночи — один его глоток убивал сон. Ученый вытаскивал записную книжку, вспоминал все, что видел, многое обдумывал, писал…

Достаточно было померкнуть костру, как ночную тишину оглашал хохот гиен. Николай Иванович спешил подбросить сухих сучьев, костер вспыхивал, освещал дремлющих мулов и спящих караванщиков. Они спали и ничто их не тревожило — даже хохот гиен, который долго раздавался вокруг костра, — до восхода солнца.

В такие ночи Н. И. Вавилов вспоминал Афганистан, он схож с Эфиопией. Отсталые бедные страны, с первобытной земледельческой культурой, расположенные в горных областях, окруженных пустынями. В то же время и Афганистан, и Эфиопия имеют поразительное разнообразие форм важнейших культурных растений.

Афганистан — центр формообразования мягких и близких к ним карликовых пшениц, это их родина, Эфиопия — место, где сосредоточено исключительное богатство форм твердой пшеницы, здесь же найдены и ее эндемы. Эфиопия, по-видимому, центр формообразования твердых пшениц, их родина.

Мягкие и твердые пшеницы, рассуждал ученый, распространились по земному шару самостоятельно, независимо друг от друга, а не так, как учил Де Кандолль и другие ботаники.

Двадцать лет назад Н. И. Вавилов получил редчайшие образцы зерна фиолетовой пшеницы, собранные в Эфиопии. Их высевали, скрещивали с разными расами пшениц и узнали, что фиолетовая окраска семян — доминантный признак; в последующих поколениях от этих скрещиваний фиолетовая окраска подавляла желтую, присущую пшеницам, с которыми скрещивались фиолетовозерные пшеницы. Теперь он сам собрал множество таких фиолетовозерных пшениц.

В Афганистане ученый нашел черную морковь, у которой черный цвет также оказался доминантным. По-видимому, в центрах разнообразия ботанических форм культурных растений сосредоточиваются и доминантные их признаки.

Кроме фиолетовых пшениц, здесь в Эфиопии собраны: черный ячмень — до тех пор нигде не обнаруженная оригинальная форма культурных ячменей; хлебный злак тефф, напоминающий мелкое просо — эндема Эфиопии; масличное растение нуг; в западной и юго-западной части страны найден в большом количестве дикий кофе.

Все это говорит о том, что Эфиопия — самостоятельный первичный очаг (центр) формообразования многих культурных растений или их видов, хотя археологические и другие исторические документы пока еще не обнаруживают здесь древних цивилизаций.

От озера Тана Н. И. Вавилов прошел бывшее Аксумское царство, старую столицу Гондар и вышел через Адуа в Эритрею, прошел караваном до самой ее столицы — Асмары.

На севере Эфиопии ученый обнаружил безостые твердые пшеницы, существование которых в природе он только предполагал. Уже давно европейские и американские селекционеры упорно работали над получением таких пшениц, но пока не было результатов. Здесь же в Эфиопии в готовом виде и в большом количестве впервые встретились эти твердые безостые пшеницы.

Советская экспедиция работала в Эфиопии около четырех месяцев. Караванным путем Н. И. Вавилов проделал более двух тысяч километров. Было собрано свыше шести тысяч образцов культурных растений, сделано две тысячи фотографий, взяты образцы почвы и подробно изучена техника земледелия.

Этот огромный сортовой материал затем высевали на разных опытных станциях Советского Союза, начиная от Полярного круга и кончая Украиной, Северным Кавказом и Средней Азией, где его изучали несколько лет подряд.

Прежде всего, обнаружена поразительная оригинальность эфиопской культурной флоры и наличие в ней видов и родов культурных растений, не известных в других странах. Многие из них, несомненно, введены в культуру именно в этой стране — тефф, нуг, и др.

Пшеница и ячмень Эфиопии представляют собой потенциал разнообразия, не имеющий себе равного в других странах мира. По числу ботанических разновидностей пшеницы маленькую горную Эфиопию надо поставить на первое место на всем земном шаре. Из 650 ботанических разновидностей, существующих в мире и известных ботаникам, 250 разновидностей пшеницы приходятся на долю Горной Эфиопии. То же приходится сказать и относительно ячменя.

В результате изучения растений Эфиопии Н. И. Вавилов пришел к следующему выводу: «…несмотря на отсутствие археологических документов, мы должны рассматривать Абиссинию как самостоятельный очаг мирового земледелия, создавший на базе своей богатой дикой растительности свою культурную флору.

Культурная флора Эфиопии оказалась исключительно полезной для сельского хозяйства Советского Союза и представляет практический интерес для селекции многих растений.

Ячмени Эфиопии очень хорошо показали себя в Ленинградской области, и даже в Хибинах за Полярным кругом они успешно конкурировали с нашими лучшими местными сортами. Некоторые пшеницы из высокогорных районов Эфиопии вызревали у нас в Хибинах. Отдельные сорта ячменя и гороха были сразу пущены в широкое производственное размножение.

Исследования Института прикладной ботаники и новых культур, а затем ВИРа показали, что растения (ячмень, горох, чина, горчица, капуста и частью пшеница) высокогорных районов Эфиопии, произрастающие на родине в условиях короткого дня и длинной ночи, хорошо растут в условиях длинного дня нашего Крайнего Севера.

Из ценных качеств культурных растений Эфиопии необходимо отметить: неполегаемость, крупнозерность, стойкость к низким температурам у ячменей, безостость у твердых пшениц.

Н. И. Вавилов не только собирал и изучал культурную флору, но как географ детально исследовал и описал три термические зоны Эфиопии и Эритреи, где сосредоточены в основном их земледельческие районы: «кволу» — нижнюю тропическую, «дегу» — верхнюю холодную и промежуточную «войну-дегу». Не остались без его внимания ландшафт и почва. Исследование академиком Л. И. Прасоловым привезенных Н. И. Вавиловым образцов почвы показало, что почвы Эфиопии и Эритреи относятся к плодородным.

Техника земледелия этих стран носила примитивный характер и во многом сохраняла еще черты каменного века. Земледелие здесь только богарное.

Состав культур, как уже упоминалось, своеобразный, не встречающийся в других странах. Первое место в посевах принадлежало оригинальному хлебному злаку — теффу, который дает муку хорошего качества. Затем шли пшеница, сорго, ячмень и хлебный злак дагусса, культивируемый и в Индии. Огородных и плодовых растений коренное население Эфиопии не возделывало. Посевных кормовых трав Эфиопия тогда не знала. Огромные естественные пастбищные угодья почти не использовались.

Изучение Н. И. Вавиловым Эфиопии — первый вклад советской науки в познание богатых природных ресурсов этой страны.