Факультет

Студентам

Посетителям

Студенческие годы Карла Линнея в Лунде и Упсале

В Лундском университете Линней встретил своего бывшего учителя Габриеля Гёка, ставшего здесь магистром философии. Гёк, зная университетские обычаи и порядки, помог юноше в исполнении всех формальностей при экзаменах и представлении его декану и ректору, после чего Линней был зачислен студентом.

При этом, по университетскому обычаю, он получил латинизированное имя — Каролюс Линнеус (Carolus Linnaeus), которое и осталось за ним в науке. Магистр Гёк помог Линнею устроиться и с жилищем, рекомендовав его в дом профессора Стобеуса, известного своей ученостью медика и натуралиста, позднее получившего в Лунде титул архиатра, т. е. главного врача.

Обстоятельства складывались для Линнея в Лунде очень счастливо во всех отношениях, кроме одного: среди университетских профессоров не было достаточно ученого и деятельного ботаника, и Линней мог здесь учиться только медицине и отчасти химии. Вспоминая потом о своем пребывании в Лунде, Линней говорил, что студенты могли пользоваться там личным музеем профессора Стобеуса, где было собрано много предметов по естественной истории. Тут были собраны и минералы, и раковины, и рыбы, и чучела птиц, и засушенные растения, монтированные для гербария. Последнее было для юноши полным откровением, и он начал заниматься гербаризацией растений окрестностей Лунда. Сами лекции Стобеуса были для Линнея чрезвычайно полезны, так как вносили определенную систему в хаос фактов, отрывочно известных Линнею, как самостоятельно почерпнутых им из разных источников, так и известных из непосредственных наблюдений.

Стобеус, будучи популярным медиком и имея большую практику, пытался привлечь молодого Линнея к писанию ответных писем на запросы своих пациентов, с чем он сам затруднялся справиться. Из этой попытки ничего, однако, не вышло, так как Линней обладал плохим почерком.

В архиве Линнея, хранящемся в Линнеевском обществе в Лондоне, сохранились некоторые заметки и рукописи, относящиеся к 1726—1727 гг. Очень интересна среди них рукопись под названием «De Ingressu botaniam» («О началах ботаники»), которую можно рассматривать как его первую по времени ботаническую работу. Здесь содержатся рисунки, иллюстрирующие систему растений Турнефора, и рисунки строения цветков, заимствованные из сочинения Вайана (Vaillant).

По содержанию этих извлечений из сочинений Турнефора и Вайана можно видеть, что двадцатилетний первокурсник внимательно изучал цветочные структуры, которые он положил потом в основу своей половой системы растений.

Рукописи Линнея, относящиеся к этому времени, как об этом сообщают исследователи его архива, написаны языком, состоящим из смеси слов латинских и шведских и из чисто речевых оборотов, причем уже в этих рукописях видны краткость и простота фраз, лишенных всякого украшения, так характерных для сочинений Линнея.

Вспоминая о своем пребывании в Лундском университете, Линней писал, что у профессора Стобеуса был в доме в качестве секретаря студент-медик. Этот юноша имел доступ к библиотеке профессора и, по дружбе с Линнеем, жившим в том же доме, и в благодарность за сведения по физиологии, которые сообщал ему Линней, изучавший ее раньше у доктора Ротмана, скрытно приносил Линнею на ночь нужные ему книги из библиотеки. Линней засиживался за этими книгами за полночь. Мать профессора, видя по ночам свет в окне Линнея и опасаясь пожара, сказала своему сыну об этом. Рассерженный профессор пришел однажды на свет в комнату Линнея и увидел, что тот не спит и, более того, занимается чтением ботанических трактатов из его личной библиотеки. Профессор приказал ему спать по ночам, как это делают все люди, а на утро дал ему ключ от библиотеки, позволив брать книги, которые ему будут нужны.

Самоотверженная настойчивость студента понравилась профессору, и он не только не рассердился на юношу, но, напротив, стал к нему более внимателен и начал брать его с собой для лечебной практики, когда навещал своих больных. Линней платил Стобеусу благодарностью и уважением. В одном из писем он писал о своем профессоре: «Этому учителю я буду благодарен, пока я жив, за его любовь ко мне; он любил меня не как ученика, а скорее как своего сына».

Стобеус старался не только образовать Линнея как медика и натуралиста, но и направить его как исследователя. Именно в Лунде ему были преподаны начала картезианской философии, и они были хорошо усвоены Линнеем.

Позднее Линней писал: «Когда я впервые стал заниматься изучением природы и увидел ее противоречие с тем, что можно было бы считать замыслом Творца, я отбросил прочь предубеждения, стал скептиком и во всем сомневался, и тогда впервые открылись мои глаза, и тогда впервые я увидел истину».

Эта фраза кажется буквально взятой у Декарта (Картезия), предлагавшего прибегать к сомнению как методу мышления, позволяющему избегать предвзятых суждений и дающему возможность прийти к установлению истины.

Линнея, по-видимому, нисколько не смущало противоречие этого тезиса и церковных догматов. Мало того, он не только сам руководствовался этим советом Декарта, но потом постоянно повторял его своим ученикам, предлагая «все подвергать сомнению».

Растения, собранные в окрестностях Лунда, Линней сверял со сводом Турнефора («Institutiones…»), делая при этом из него многочисленные зарисовки цветков, так как сам он не имел собственного экземпляра этого дорогого сочинения. На свои скромные средства Линней только мог купить небольшую книжку Иорения «Vademecum botanicum» («Ботанический путеводитель»), изданную в 1717 г. во Франкфурте. Следует сказать, что этот краткий определитель растений интересен в том отношении, что в нем впервые был применен принцип дихотомического ключа для определения их; Линнею этот принцип был понятен, и он им позднее пользовался, как это можно видеть из его собственных сочинений.

Книжку Иорения Линней снабдил вкладными странниками, на которых помещал свои замечания и вставки.

Чрезвычайно важно заметить, что ботанические экскурсии и наблюдения юного студента в районе Лунда, казалось бы, чисто образовательные, носили исследовательский характер. В архиве его сохранилась рукопись «Catalogue Plantarum Rariorum Scaniae et Smolandiae» («Каталог редких растений Скании и Смоландии»), отмеченная декабрем 1728 г. В предисловии Линней говорит о возможных ошибках в каталоге, так как он «не имел счастья получить руководства в ботанической работе». В основу первой части, касающейся растений Скании, положен упомянутый трактат Турнефора. Вторая часть — растения Смоландии — была основана на «Иенской флоре» Руппия (Ruppius, Flora Jenensis). В высшей степени интересно то, что в каталоге делается попытка сопоставления флористических особенностей той и другой провинций.

Лето 1728 г. Линней провел в семье, в Стенброхульте. Там его навестил доктор Ротман, посоветовавший студенту перейти из Лундского университета в Упсалу, где, по его мнению, было больше возможностей для успешного обучения медицине. Родители Линнея, как и он сам, приняли этот совет, и вопрос о переходе в другой университет был решен.

23 августа 1728 г. Линней, простившись с родителями и друзьями, покинул Стенброхульт и отправился в Упсалу, куда прибыл 5 сентября. Родители дали ему сто серебряных талеров, и это было все, что они могли дать, предупредив сына о том, чтобы он в будущем не рассчитывал на их поддержку. Линней и в самом деле не мог ожидать помощи, так как средства отца были очень ограниченны, а в семье подрастали младшие сестры и брат, которых нужно было учить.

Линней был зачислен в университет, чему, возможно, способствовала рекомендация, присланная ректором Лундского университета Арвидом Молленом в Упсалу. Линней в ней был аттестован как хорошо образованный и особо одаренный студент, один год успешно учившийся медицине под руководством доктора Стобеуса, «ведший себя в университете так, что он и по прилежанию своему и по поведению сделался дорог всем, кто его знал».

В Упсале Линней познакомился и подружился со студентом Петром Артеди. Этот юноша, как и сам Линней, первоначально и мало успешно обучавшийся богословию, увлекся естественной историей и с особым энтузиазмом занимался изучением рыб. Молодые люди, интересуясь разными отделами естественной истории, постоянно общались между собой, делясь своими открытиями и поддерживая друг друга. Эта дружба была для обоих очень полезной. Линней называет студента Артеди своим наиболее близким другом. В «Автобиографии» он пишет: «Мы оба по внешности и своему складу были разными: Артеди был высокого роста, медлительный и серьезный; Линней невысокий, порывистый, вспыльчивый, быстрый. Артеди любил химию и, что довольно удивительно, алхимию, так же как Линней любил растения. Артеди раньше имел некоторое знание ботаники, как Линней химии». В другом месте, вспоминая юношеские увлечения и исследовательский энтузиазм студенческих лет, Линней говорит, что он и Артеди как бы разделили области исследований. Артеди занимался изучением амфибий и рыб, а Линней — изучением птиц и насекомых. Минералогией и изучением четвероногих они занимались наравне, постоянно делясь друг с другом результатами своих работ. В ботанике, которую Линней считал специально своей областью исследований, Артеди сохранил за собой право изучения зонтичных растений, намереваясь исследовать их своим особым методом. Оба вместе они изучали позднее работу Вайана о поле у растений, которая им очень нравилась, и они еще больше укрепились в том, что тычинки и пестики составляют наиболее существенные части цветка.

Надежды Лпннея на то, что в Упсале он найдет большие возможности для своего образования, оказались напрасными. В Упсале читали профессора Рудбек младший и Роберг. Первый вел занятия по анатомии, ботанике, зоологии и фармакологии, а у Роберга студенты проходили медицинские демонстрации, хирургию, физиологию и химию.

Надо сказать, что Рудбек младший, некогда флорист и путешественник, в двадцатых годах вернулся к своей основной специальности — филологии и лингвистике, пот чему и лекции по медицинским курсам свел до минимума»

Профессор Роберг, которому было 65 лет, был немногим моложе Рудбека и тоже тяготился лекциями, много времени отдавая индивидуальным занятиям с отдельными студентами, которые особо оплачивались.

Госпиталь, в котором должны были практиковать студенты, находился в плохом состоянии. Он был незначительно восстановлен после пожара, случившегося в 1702 г. и студенты должны были практиковать в госпиталях Стокгольма. Надо сказать, что этот пожар нанес непоправимый ущерб Упсальскому университету, да и самому городу, состоявшему, как правило, из деревянных построек. В огне погибли учебные помещения, коллекции, ботанический сад с его теплицами, типография и т. д. Огонь уничтожил тысячи рисунков растений, приготовленных для печати и отчасти напечатанных, а также рукопись и готовые листы многотомного сочинения Рудбека старшего «Елисейские Поля» («Campus Elysii») — ботанического трактата, над которым автор трудился долгие годы,

В Упсале привлекательными для любознательной молодежи были коллекции Рудбека младшего, привезенные им из путешествия по европейским странам, и хорошая библиотека, которая содержала многие старинные и редкие издания и при которой был небольшой кабинет редкостных произведений природы.

Немного времени прошло у Линнея после прибытии его в Упсалу, как он начал чувствовать недостаток денег. Ему пришлось сильно экономить во всем, и прежде всего в расходах на еду и особенно на одежду. Вспоминая об этом периоде жизни, Линней говорил, что он должен был сам чинить себе башмаки, подаренные ему одним из товарищей, так как свою обувь он окончательно износил. Он все более и более вспоминал о пребывании своем в Лунде у профессора Стобеуса и даже думал о возвращении туда. Несколько поддержала его выданная ему королевская стипендия для младшего класса студентов-медиков; это была небольшая сумма — всего двадцать серебряных талеров на шесть месяцев.

Со своим лундским учителем, профессором Стобеусом, Линней переписывался, сообщая ему об университетских делах. Вскоре Линнея посетил здесь старый приятель, секретарь Стобеуса; он сообщил своему шефу о том, насколько Линней был разочарован в своих надеждах.

Имея небольшую сумму денег, Линней позволил себе в январе 1729 г. маленькое путешествие в Стокгольм, где намеревался представиться наиболее видным столичным медикам. С этим путешествием связана любопытная деталь, характеризующая состояние медицинского дела в то время.

В Упсале не было учебного анатомирования трупов, я Линней очень интересовался возможностью присутствовать на вскрытии. В это время должна была совершиться казнь через повешение, и Медицинская коллегия просила короля отсрочить ее, чтобы все подготовить к анатомированию тела, — настолько тогда была велика нужда в свежем материале для вскрытий. Коллегия специально обсуждала вопрос о том, как распределить участие во вскрытии между несколькими хирургами. Армейские хирурги в числе восемнадцати и доктора имели право свободного входа на анатомирование, а прочая публика должна была платить по 16 талеров. Демонстрации продолжались от 31 января по 18 февраля, и Линней, вероятно, их посетил, так как специально прибыл из Упсалы в Стокгольм 29 января, накануне их начала.

Линней писал, что в весеннем семестре этого года профессор Роберг сделал четыре публичных чтения по зоологии на основе данных из Аристотелевой истории животных, освещая эти данные, исходя из принципов картезианской философии. Он же прочитал студентам пять лекций по практической медицине, которые разочаровали его слушателей.

В том же семестре профессор Рудбек прочитал до пасхи три лекции по орнитологии, и дважды читал он после троицы в Ботаническом саду.

Весной того же года Линнею посчастливилось познакомиться с профессором Олафом Цельзием, читавшим в университете богословие и бывшим в то же время соборным деканом в Упсале. Знакомство это было очень удачным, так как Линней нуждался в помощи. Цельзий, будучи человеком образованным и специально поддерживая естественные науки в университете, имел свой сад, изучал растения северной Швеции и даже опубликовал в 1732 г. небольшой перечень растений. Вспоминая о встрече с Цельзием, Линней писал, что однажды, находясь среди руин бывшего университетского ботанического сада, где тогда еще сохранилось до двухсот растений, он встретил священника, который разговорился с ним, расспрашивая, чем юноша занимается, откуда прибыл и где обучался ботанике. Спрашивая Линнея о названии отдельных растений, священник — это был Цельзий — убедился в обширных познаниях юноши, легко называвшего растения многословными названиями по методе Турнефора. В разговоре выяснилось, что Линней собрал для гербария более шестисот разных растений. Взаимный интерес профессора и студента к растениям сблизил их, и при первой же встрече Цельзий пригласил Линнея к себе домой, чтобы показать свой гербарий. Через несколько дней, когда Цельзий убедился в крайней нужде юноши, он пригласил его поселиться в его доме, где отвел ему комнату, и предложил пользоваться его столом. Теперь в окрестностях Упсалы вместе экскурсировали в поисках растений почтенный богослов-профессор и молодой студент, вместе же они монтировали гербарий в профессорской библиотеке, сличая найденные растения с описаниями их в сочинении Турнефора.

В самом конце 1729 г. в университете состоялся филологический диспут на тему «De Nuptiis Arborum» («О свадьбах деревьев»), в котором Линней почему-то не принимал участия, хотя тема эта его очень интересовала. Он писал позднее, что им было написано на эту тему много страниц о действительных связях между полами у растений, согласно данным ботаники, и что рукопись эта была представлена доктору Цельзию.

В Упсальском университете у студентов был обычай приветствовать своих профессоров стихами в связи с новым годом. Именно эту рукопись, написанную на шведском языке, и преподнес Линней Цельзию. В предисловии он пишет: «Я рожден не поэтом, а до некоторой степени ботаником и по этой причине дарю годичный плод небольшого урожая, который Бог ниспослал мне… На этих немногих страницах обсуждается великая аналогия, которая должна быть обнаружена между растениями и животными в размножении их семей сходным образом… каковые я и прошу Вас принять благосклонно».

В рукописи содержится обзор мнений по этому вопросу всех авторитетов: от выдающихся натуралистов прошлого — Феофраста и Плиния, до новейших авторов — Турнефора и Вайана, причем молодой Линней обнаруживает глубокую осведомленность.

Упоминая о Вайане, взгляды которого Линней знал, вероятно, по его посмертной работе «Botanicon Parisiense» (Lugduni-Batavorum, 1723), он пишет: «Несравненный Вайан работал над этим вопросом и превзошел всех других. Он думал основать на этом целую систему, но жестокая судьба вырвала его в 1722 году из жизни. Однако он сообщил об этом некоторые сведения в речи «Sermo de structura florum, horum differentia usque partium…» («Речь об устройстве цветков, их различии и употреблении их частей», произнесенная при открытии королевского сада в Париже 10 июня 1717 г…), опубликованной в 1718 г., которую я еще не видел».

Чрезвычайно важен конец этой фразы, откуда ясно следующее: Линней независимо от Вайана пришел к выводу о том, что именно тычинки и пестики являются наиболее существенными частями цветка, играющими основную роль в размножении.

Надо сказать, что Линней действительно не мог видеть этой «Речи» Вайана в Упсале, так как она задолго до этого была отдана кому-то Цельзием и еще не была возвращена в его библиотеку.

Очень поэтически описывает Линней в своей рукописи весеннее пробуждение природы под влиянием животворных солнечных лучей, упоминает о начале деятельности птиц и насекомых, о появлении зеленых ростков первых растений, раскрывании почек и т. д. Говоря о цветках, он сообщает, что они бывают то мужскими, то женскими, то гермафродитными, различаясь соответственно полам своими органами.

Так же поэтически описывает он и отдельные органы цветка; о лепестках, например, он сообщает: «Лепесток цветка сам ничего не вносит в воспроизведение, но служит только брачным ложем, которое Великий Творец устроил так прекрасно и украсил таким драгоценным пологом, наполнив благоуханием для того, чтобы жених со своей невестой могли отпраздновать в нем свою свадьбу с величайшей торжественностью. Когда ложе готово, наступает время жениху обнять свою дорогую невесту и излиться в нее».

Цельзий был восхищен рукописью Линнея и показал ее профессору Рудбеку, которому она так понравилась, что он захотел познакомиться с ее автором.

Рисунок Линнея к рукописи "Введение к помолвкам растений"

Рисунок Линнея к рукописи «Введение к помолвкам растений»

Эта рукопись Линнея была издана только в 1908 г. (Skrifter, vol. IV) в Упсале. Название ее — «Введение к помолвкам растений» («Praeludio Sponsaliorum plantarum»). На приводимых здесь рисунках даются репродукции с титульного листа рукописи и с оригинальных рисунков Линнея.

В конце марта Линнею вновь была присуждена королевская стипендия (сорок серебряных талеров в год) в связи с участием его в диспуте по поводу одной диссертации. Но так как часть ее была фактически выдана ему только в июне, Линнею приходилось думать о мелких заработках, почему он и отправился в мае в небольшое путешествие с одним студентом-медиком в качестве его репетитора по практической ботанике.

Этим путешествием в Даннемора он был очень доволен, так как видел несколько редких растений и имел возможность посмотреть рудники и выплавку металла.

Вернувшись в июне в Упсалу, Линней экскурсировал вместе с Цельзием в поисках описанного Рудбеком растения под названием «Карлов скипетр» (в честь Карла XII). Растение было найдено, но не в цвету. Для того чтобы увидеть его в цвету, они сделали в сентябре специальную экскурсию за шесть миль от города. Это растение получило позже название — Pedicularis sceptrum-Carolinum.

В июне Цельзий получил для Линнея от Упсальского научного общества небольшую субсидию (тридцать медных талеров) на расходы по поездке на острова, находящиеся у юго-восточного берега страны. Поездка эта была совершена, причем было найдено несколько редкостных растений. Вспоминая об этом Линней замечает, что у него от этого путешествия осталось восемнадцать медных талеров.

Маленький репетиторский опыт Линнея был так успешен, что скоро принес свои плоды. У него появились ученики-студенты, с которыми он занимался. Не без гордости, а может быть и не без преувеличения Линней сообщает в письме Стобеусу, что среди них есть дворяне и бароны, с большинства которых он получает за репетиторство по дукату с каждого.

Некоторая материальная самостоятельность Линнея становилась необходимостью, так как профессор Цельзий переезжал в Стокгольм, предоставив возможность Линнею жить в его упсальском доме. Новейшие биографы Линнея сообщают, что дом Цельзия стоит и в настоящее время. Сообщая в письме к Стобеусу об этом периоде жизни и поддержке Цельзия, Линней писал: «Карл благодарит Бога, так милосердно давшего ему другого Стобеуса в Упсале; итак все мысли Карла и труды посвящены только растениям».

Работа Линнея «Введение к помолвкам растений» была представлена Рудбеком Упсальскому научному обществу, комитет которого высказал пожелание о том, чтобы она была напечатана. Рудбек, принявший с этого времени близкое участие в Линнее и получивший разрешение иметь ассистента, который был бы его помощником в публичных чтениях, т. е. практически заменял бы его, предложил это место Линнею.

Прежде, однако, как об этом писал Линней, Рудбек пригласил его в Ботанический сад и там долго и основательно экзаменовал. Профессор Роберг и некоторые другие протестовали против назначения Линнея, считая его еще не подготовленным, так как Линней был студентом только два с половиной года. Рудбек, однако, настаивал, и 3 мая 1731 г. состоялась первая публичная лекция Линнея. Эта лекция Линнея, может быть в связи с интересом к молодому лектору, работа которого заинтересовала университетских ученых, привлекла в аудиторию более двухсот студентов.

Лекции Линнея, полные молодого энтузиазма и любви к природе, пользовались действительным успехом и собирали много слушателей.

В июле 1731 г., в день именин профессора Рудбека, Линней обратился к нему с торжественной речью, стараясь выразить ему свою признательность. Речь эта частично опубликована в переводе И. Шаховского в «Ученых записках» Московского университета (ч. 10, 1835, стр. 327). В ней, между прочим, говорилось: «…я хочу принести в жертву на алтаре твоем нежную траву, преходящий злак. Великий Рудбек! Для увековечения славы имени твоего, я назвал ее Rudbeckia по власти всем ботанистам, следовательно, и мне предоставленной. Она должна соделать имя твое бессмертным и гласить о нем пред царями и князьями, пред ботанистами и врачами, пред всеми людьми, так что, если мир весь умолкнет, то Рудбековы растения будут гласить о нем, доколе не прейдет природа, и Рудбековы птенцы будут воспевать твое имя.

«Никто из иллирийцев не вспоминает более о мудрости царя Генция, о храбрости Евпатория, о полке Лизимаха; о государстве Валерия давно уже люди забыли. Но растения Gentiana, Eupatorium, Lysimachia и Valeriana неукоснительно ежедневно гласят имена их…

«…Не для того именовал его, чтобы через то более обратить на себя твою благосклонность, но дабы принести тебе хотя малейшую дань высокопочитания за великие благодеяния, мне доселе тобою оказанные. . . Я, который прежде сего у всех был в презрении по причине крайней бедности моей, теперь, по твоей милости, у всех я в уважении…».

В следующем семестре, в сентябре 1731 г., Линней писал Стобеусу, что в его аудиторию приходят до четырехсот слушателей, тогда как к самому профессору редко собиралось более восьмидесяти студентов.

Профессор Рудбек был настолько удовлетворен успехом Линнея, что пригласил его поселиться в своем доме и стать наставником трех его сыновей. В этом же доме, примыкающем к ботаническому саду, жил Линней и позднее, когда сам стал профессором университета. Здание это, несколько перестроенное, стоит еще и теперь.

Кроме квартиры и питания, Линней получал от Рудбека 90 серебряных талеров в год, к которым прибавлялось еще 60 талеров королевской стипендии первого класса.

Полтора года продолжалось тесное, дружеское общение Линнея с Рудбеком, причем Рудбек в беседах с Линнеем часто возвращался к впечатлениям своего путешествия в Лапландию, которое он совершил еще в молодости. Все это время Линней имел возможность пользоваться личной библиотекой Рудбека и коллекцией рисунков птиц Швеции, изучением которых ранее специально занимался сам Рудбек.

В связи со смертью старшего садовника университетского сада профессор Рудбек хотел назначить на эту должность Линнея, чему, однако, воспротивился Роберг, считавший Линнея недостойным занять это место.

Об этих месяцах жизни Линней потом писал, что дни его проходили в занятиях с учениками, а ночи — в разработке новой системы и в начатой им работе по реформе ботаники, так что ни одна минута времени не пропадала напрасно. Именно в это время он начал писать сочинения: «Bibliotheca Botanica», «Glasses plantarum», «Critica Botanica», «Genera plantarum».

Кроме этих сочинений, составивших позднее славу Линнея, он занимался и более частными темами, связанными с экскурсиями его в окрестностях Упсалы. Таковы «Adonis Uplandicus» и «Hortus Uplandicus» («Упсальский сад»), содержавшие описания ботанических экскурсий и перечни растений. Этими рукописями Линней пользовался при занятиях со слушателями.

Были у Линнея и частные уроки, причем своих учеников он занимал более всего экскурсиями, считая важнейшим для них непосредственное знание растений в природе и уменье находить их. Интересно отметить, что плата, которую он получал от учеников, соответствовала их возможностям; они платили ему деньгами, книгами и даже предметами одежды. От одного из учеников он получил в этот период замечательное ботаническое сочинение XVII в. — «Pinax Theatri botanici» Каспара Баутина, книгу, которая была для него драгоценной.

Эти любопытные детали, относящиеся к быту Линнея, опубликованы недавно на основе изучения его архива, хранящегося в Линнеевском обществе в Лондоне.

В осеннем семестре 1731 г. Линней начал более серьезно заниматься медициной, причем учился и частным образом у адъюнкта Розена. Однако условия этих занятий были не лучше, чем в Лунде, так как и здесь он должен был ограничиваться посещением больных и только с их слов узнавать об их состоянии и течении болезни.

В декабре он приехал в родительский дом, будучи очень обеспокоен серьезной болезнью матери и младшей сестры. Девочка болела оспой и была так слаба от болезни, что опасались за ее жизнь.

Через много лет Линней в лекции по медицине упомянул об этой болезни своей сестры, рассказав о том, что для спасения ослабевшего ребенка была зарезана овца и в ее теплую, только что снятую шкуру была завернута девочка, тело которой должно было впитать «жизненность», еще сохранившуюся в шкуре животного.