Факультет

Студентам

Посетителям

Сотворение болота

Не дожил и ледник. Растаяв 12 тысяч лет тому назад, он оставил после себя множество озер со стоячей водой, что открывало дорогу новому болотообразовательному процессу.

Но болота из них родились не вдруг. Холода еще долго давали о себе знать, препятствуя нормальному развитию растений и животных. А без их активного участия ничего путного в безжизненных водах не могло произойти. Но физические процессы в нужном направлении уже пошли. На дне водоемов начали откладываться минеральные осадки, выносимые ветром и дождями с окрестных возвышенностей. С появлением в застойных водах полноценного планктона (свободно блуждающих мелких организмов) и всплеском прибрежной жизни из отлагавшейся на дне органической массы стал образовываться озерный ил, или сапропель (от греч. «сапро» — гнилой и «пелос» — грязь). А в малых, быстро зарастающих зеленью озерках — торф, минуя характерную для крупных водохранилищ стадию сапропеля.

Проходили века. Торфяные залежи мало-помалу росли. Наиболее бурное их формирование, как предполагают многие специалисты, началось 8 тысяч лет тому назад, чему способствовало потепление, повлажнение климата и некоторые другие благоприятные процессы.

Об основных факторах болотообразовательного процесса, действующих и в настоящее время, можно судить исходя из приведенной схемы. Их достаточно много и все они взаимодействуют между собой.

Заторфовывание водоемов — не единственный путь образования болот и даже не самый распространенный. Заболачивается при соответствующих условиях и суша, о чем тоже будет в свое время сказано. Но рождение торфяного болота (а именно оно нас больше всего интересует) удобнее всего рассмотреть на первом примере. Тем более что данная модель наиболее изучена.

Превращение озера в болото — крайне медленный процесс. Он тянется тысячелетиями, в течение которых водоем постепенно зарастает. С суши на него настойчиво наступает влаголюбивая растительность. Она завоевывает сначала более доступные ей мелководья и, не останавливаясь, шаг за шагом, продвигается все дальше в глубину. Словно помогая зеленым покорителям, дно самого озера понемногу повышается за счет отмирающих остатков растений и планктона. Под натиском растительности озеро из года в год мелеет, покрывается зеленью, которую окаймляют высокие густые камыши, тростники да различного рода осоки. Науке известны случаи, когда процесс затухает в силу своего развития. Нечто похожее происходит и в зарастающем озере. Возникающее в его водах богатое биологическое сообщество (рыбы, планктон, ракообразные и пр.) является в действительности прелюдией к постепенному исчезновению водоема.

Замечательный русский ученый и большой знаток расгений Андрей Тимофеевич Болотов (1738—1833) однажды заметил: «Травы хотя и кажутся нам, что растут в смешении друг с другом и сущею белибердою, однако сия беспорядица далеко не такова велика, когда рассмотреть ближе». Болотов имел в виду обычную растительность. У озерной — порядка гораздо больше. В распределении ее по глубинам просматривается определенная зональность. В. Н. Сукачев выделяет шесть таких зон: 1) мелководная, 2) камышовая, 3) водяных лилий, 4) широколистных рдестов, 5) макрофитов и 6) микрофитов. Рассмотрим (в обратном порядке, по ходу роста объема биомассы), что представляет каждая из них.

Зона микрофитов (то есть микроскопических одноклеточных организмов). Самая глубоководная, производящая, однако, не так много органической продукции относительно площади или объема. Здесь царствуют низшие споровые растения. Преимущественно синезеленые водоросли с небольшой примесью зеленых и диатомовых. Ну и, разумеется, вездесущий планктон — сообщество «парящих» в воде мелких существ. В него входят многочисленные виды бактерий и простейших, некоторые водоросли и животные, а также яйца и личинка последних.

Зона макрофитов (крупных травянистых растений, видных невооруженным глазом). Расположена ближе к берегу и состоит из более крупных, чем в предыдущей зоне, растений как споровых, так и цветковых. Встречается здесь роголистник, узколистные рдесты, отдельные мхи и целые подводные луга из харовых водорослей.

Зона широколистных рдестов. Занимает глубины от 4—5 метров и меньше. Название говорит само за себя. Но кроме трех видов доминирующих рдестов, составляющих ботаническую основу зоны, в ней произрастают еще ежеголовка и уруть. А из предыдущей полосы могут наведываться роголистник и харовые водоросли.

Зона водяных лилий. Включает не только выразительных белых красавиц-кувшинок, душу озера. Но также ее родных сестер — кубышек, или кувшинок желтых, весьма схожих с первыми по биологическим особенностям. Компанию этим любопытно выглядывающим из воды созданиям составляет плавающий рдест. Все они в отличие от полностью погруженных растений перечисленных выше поясов простирают свои широкие листья по водной поверхности, максимально используя благоприятные возможности для фотосинтеза.

Зона камышей. Расположена преимущественно на глубине двух-трех метров. У нее своя особенность: наружные части входящих сюда растений (тростника, камыша, трезубки, приречного или топяного хвоща и других), существенно возвышаются над водным зеркалом. Это уже чем-то напоминает знаменитые мангры — «ноги» купаются в воде, а «голова» и значительная часть «туловища» — в лучах солнца. Заросли горделиво стоящих, статных трав этой зоны достаточно компактны. Но если в этом плотностое появляются свободные промежутки, их занимают нередко гости из предыдущей зеленой полосы. Природа и здесь не терпит пустоты.

Мелководная (или прибрежная) зона. Простирается до глубины примерно в один метр. Тут наиболее богатая по родовому и видовому составу флора: различные осоки, стрелолист, частуха подорожниковая, кизляк, водяная гречиха, рдест, водяная сосенка, водяные лютики и ряд других.

Приведенное деление в известной мере условно как по числу зон (у Е. А. Елиной, например, их семь), так и по приуроченности к ним гигрофитов. С дисциплиной у них не совсем в порядке. Сукачев сам подчеркивает, что есть немало свободно плавающих растений, которые нельзя строго отнести к конкретной зоне. Среди постоянных нарушителей границ — турча, ряски, пузырчатка, лягушечник, телорез и некоторые другие. Бывает и так, что зоны расслаиваются, объединяются или же вообще выпадают. Вес зависит от складывающихся условий.

Экологическая ситуация в водоеме из года в год меняется из-за деятельности самой же флоры. За счет отмирающих ее органических остатков медленно, но неудержимо растут слои придонных отложений. Это изменяет режим питания растений и сказывается на их пространственной «прописке». Прежняя часто становится необязательной.

Каждая растительная зона автоматически готовит почву для следующей, подтачивая тем самым основу своего собственного тут существования. Сдвиг зон в глубину создает новые плацдармы для захвата растительностью все более отдаленных от берега участков. Проходят тысячелетия и наступает момент, когда первые ряды зеленых захватчиков, наконец, смыкаются. Водоем полностью зарастает, что совпадает обычно с его заторфовыванием, которое идет параллельно. Его место безраздельно и окончательно занимает болото.

Такова в самых общих чертах схема бесконечно долгой биологической эволюции озера. Но отнюдь не всякого. Глубоководные водоемы с крутыми обрывистыми берегами в нее не вписываются. По той простой причине, что нет в приозерном мире таких растительных гигантов, которые корнями доставали бы его дно. Но природа предусмотрела здесь другой выход — атаку сверху. Такие гигрофиты, как трифоль, сабельник, белокрыльник способны тянуть свои стебли по водной глади. На этой стелющейся органической подстилке охотно поселяются осоки, хвощи, папоротники, кизляк, вех и другие корневищные растения. Тесно переплетаясь, они создают сообща плавающий на воде зеленый ковер. Год от года он уплотняется, утолщается, разрастается вширь. Это так называемая сплавина или приповерхностный фитоценоз. Параллельно идут донные приращения органики, формирующейся из отмирающего планктона и естественных растительных потерь. Из нее по упомянутой уже схеме образуется сначала сапропель, а потом и торф. Общий запас его сверху дополняют продукты неполного разложения сплавины.

Проходит время. Зеленое кольцо окончательно сжимается, знаменуя полное торжество болота. «Голубое око» перестает существовать.

Молодая, неокрепшая сплавина, зияющая кое-где «окнами», представляет немалую опасность для любителей болотных прогулок. В народе ее называют «зыбун». Она прогибается под тяжестью, словно гамак, и иногда не выдерживает веса человека. Ничего хорошего это не сулит. Под лохматым зеленым одеялом — черная прорва. Горе тому, кто нечаянно в ней окажется. Шансов выбраться без посторонней помощи мало.

Рассмотренные пути заторфовывания озер не строго обособлены, — убеждены исследователи этого значительного, богатого загадками, исторического процесса. Нередко они протекают одновременно в пределах одного и того же водоема.

Болот озерного происхождения немало в Беларуси, на родной мне Смоленщине, в Подмосковье. Громадные мещерские болота, или «мшары», тоже не что иное, как заросшие в течение тысячелетий озера. Когда-то эти края покрывали толстые слои льда, после таяния которых остались многочисленные впадины с водой. Многим из них суждено было стать болотами. Вместо голубых здесь

преобладают теперь зелено-серые краски, образуемые зарослями сфагнума, брусники, гонобобеля, кукушкина льна. «Когда стоишь среди такого болота, — пишет Паустовский, — то по горизонту ясно виден бывший высокий берег озера — «материк» — с его густым, сосновым лесом. Кое-где на мшарах видны песчаные бугры, поросшие сосняком и папоротником, — бывшие острова. Местные жители до сих пор так и зовут эти бугры «островами». На «островах» ночуют лоси».

Все знают, что самая знаменитая русская река Волга вытекает из болота, которое некогда было озером. Последнее недавно установили сотрудники Тверского университета. Журналисты преподнесли сообщение, как сенсацию. Но болотоведам этот частный случай лишь подтвердил хорошо известную им старую истину.

Болота, как уже подчеркивалось, прекрасно образуются и на суше — в долинах рек и междуречьях, на окраинах озер, в местах выхода родников и т. д. Словом, на понижениях или равнинах, где легко скапливается паводковая и дождевая вода. Но возвышенный рельеф вовсе не исключается. Лишь бы были необходимые для заболачивания гидрологические предпосылки: постоянное или периодическое подтопление, плохой водный сток и водонепроницаемый подпорный фунт. Когда они есть, болотообразовательный процесс не останавливают даже… горы. Мой хороший знакомый и заядлый альпинист Дмитрий Пономаренко встретил самое настоящее болото на скалах Центрального Кавказа. Под ногами зачавкало, захлюпало, они по щиколотку и выше стали проваливаться в воду. «Неужели болото? — удивился он. — На высоте 3000 метров!» Все свидетельствовало, что именно так и есть. Даже кочки и осока кругом. А по краям — камни и сухость. Вероятно, это была одна из бессточных котловин, подвергшаяся локальному заболачиванию. Такие случаи болотоведам известны.

О горных болотах на Памире с увлечением рассказывала мне в Душанбе профессор К. П. Рахманина, известный в Таджикистане и в бывшем Советском Союзе ботаник. «Там даже торф есть», — подчеркнула она, пообещав назавтра все показать в натуре. О высокогорных очагах торфа я был достаточно наслышан и напрочь был увидеть все собственными глазами. Но запланированная экскурсия не состоялась. Было беспокойное лето 1990 года. В горах уже орудовали банды. Как раз накануне буквально в десяти километрах от Душанбе они на перевале остановили легковую автомашину и убили пассажиров. Начинались межнациональные разборки и нам посоветовали не рисковать. Тем более что ехать пришлось бы тем самым единственным маршрутом.

В нашей по преимуществу низинно-равнинной местности на суходолах заболачиваются такие элементы ее ландшафта, как луга, леса, лесосеки, бывшие пожарища и т. д. На динамике процесса мы не будем останавливаться, дабы не утомлять читателя специфическими научными подробностями. Ограничимся краткой характеристикой уже сформированных (в различных местоположениях) болот.

По самой ходовой классификации все они подразделяются на три основных типа: низинные, переходные и верховые. Некоторые специалисты (Бахнов, 1986 и др.) считают их разобщенными во времени стадиями единого болотообразовательного процесса. Нечто вроде детства, юности и зрелости у человека. Как ребенок, подрастая, превращается во взрослого, так и молодое (низинное) болото, развиваясь, трансформируется в верховое — высшее свое состояние.

Что же представляет собой низинное болото — природный недоросль, которому, однако, от роду может быть не одна тысяча лет?

Это — образование чаше всего с маломощной, но хорошо разложившейся торфяной залежью, формирующееся как на затапливаемых суходолах, так и на зарастающих озерах и старицах. Как правило, сильно обводненное и наиболее обеспеченное по минеральному составу. Ученые называют такое болото эвтрофным (от греч. «eu» — хорошо + «trophe» — питание). В нем создаются довольно сносные условия для роста и развития растений, что подтверждается разнообразием низинной флоры.

Здесь обитают не только зеленые (гипновые) мхи и многочисленные травы (различные осоки — острая, высокая, вздутая, пузырчатая и др., тростник, хвощи — приречный и болотный, рогозы, манники, вахта, сабельник и т. д.), но также деревья (ель, сосна, ольха черная, береза бородавчатая, реже пушистая, иногда ясень) и некоторые кустарники (например, ивы — пепельно-серая, пятитычинковая, лопарская, розмаринолистая и др.). Торфяная залежь образована остатками этих растений. Сфагновые же мхи на нем почти не встречаются.

Низинные болота имеют плоскую или вогнутую поверхность. Характерными элементами ландшафта являются осоковые и древесные кочки, а также многочисленные понижения (мочажины), в которых проступает грунтовая вода. Такие болота наиболее типичны для Белорусского Полесья.

С детства влюбленный в болота Сергей Аксаков больше всего на свете обожал «чистое, луговое, заливаемое весенними потоками, поросшее кустиками и редкими деревьями. Как хорошо оно в теплое весеннее утро! Вода стыла, оставляя кое-где мокрые следы и небольшие гривы наносной земли с черноземных полей. Нигде растительность не является с такой силой. Солнце палит влажную, тучную почву и тянет из нее травы и цветы: чуть не видишь, как растут они», — восторгается писатель. Судя по характеристике, речь идет о пойменном болоте.

Выпуклые верховые болота образуются обычно на водоразделах в условиях увлажнения атмосферными осадками. Отличаются от низинных мощным слоем слаборазложившегося и, значит, бедного питательными веществами торфа, а также сильной его кислотностью. В науке их называют еще олиготрофными (от греч. oligos» — малый + «trophe» — питание). Они наиболее однообразны по видовому составу растений, что объясняется не только нехваткой пищи, но и (пусть вас не удивляет!) недостатком влаги. Судите сами: растущее, как говорят, «макушкой вверх» верховое болото все дальше и дальше отдаляется своей поверхностью от фунтовых вод. Середина его может возвышаться над краями на 4—5, а то и 10 метров! Влага на такую солидную высоту из глубин поступает слабо и корням (особенно в засушливое лето) нередко приходится рассчитывать лишь на мокрую милость с неба.

Самое парадоксальное в этой влагонапряженной ситуации то, что болотная линза бывает переполнена водой. Она даже может… лопнуть под ее напором. Один из таких случаев описывает известный французский географ Жан Жак Элизе Реклю. Произошел он в 1821 году в Ирландии. Большое торфяное болото в центре обширной равнины внезапно прорвало окружающие его мшистые валы и стало растекаться по окрестностям. Потоками грязи были снесены дома и затоплены леса на площади в двенадцать квадратных километров. Возможно, что толчком к прорыву послужили какие-то подземные силы. Ведь прежде чем лопнуть, поверхность болота долгое время волновалась, как море, а из глубин его доносились глухие раскаты наподобие подземного грома.

Живут в верховых болотах лишь весьма неприхотливые растения. Из коренных обитателей преобладают мхи. Особенно сфагновые — самые нетребовательные к пищевому режиму и хорошо переносящие повышенную кислотность Щелочная же среда для них, напротив, гибельна. Кроме мхов тут растут травы — пушица влагалищная, очеретник белый, шейхцерия, морошка, водяника, росянки (круглолистная, английская и др.), а также кустарнички — багульник, вереск, клюква, голубика, Кассандра, подбел. Из деревьев встречается главным образом сосна.

Господство в растительном покрове сфагновых мхов подавляет развитие высших растений. Многие из них имеют угнетенный вид. Та же сосна, к примеру, образует малорослые и редкие древостой, которые именуют не иначе, как мелколесьем. На вид такие сосенки корявы, приземисты, замшелы, хотя по возрасту многие уже старушки.

Микрорельеф верхового болота в большинстве бугристый: пушициевые кочки, моховые бугры и гряды с пронизывающими их побегами кустарников. Наиболее высокие из гряд увенчаны стволиками хилых сосенок.

Доля верховых болот в Беларуси составляет 18,2% от всей площади болот. Больше всего их в Витебской и Минской областях. Одно из крупнейших — Ельня,

расположенное на территории Миорского и Шарковщинского районов. Площадь его 23,2 тысячи гектаров. В 1968 году болото стало гидрологическим заказником республиканского значения. Ныне статус его повышен. Комплекс вошел в разряд Рамсарских угодий, требующих особой охраны. В Березинском биосферном заповеднике Домжерицкое верховое болото шириной около двадцати километров тянется почти до Лепеля. Есть они в Припятском заповеднике и Беловежской пуще. Много верховых болот в Глубокском районе. На некоторых из них организованы клюквенные заказники.

Переходные болота, занимающие промежуточное положение, думаю, нет надобности здесь описывать. Важно отметить лишь характерные растения этих мест: березы — пушистая и приземистая, пушица влагалищная и целый ряд сфагновых мхов — узколистный, центральный, тупой, отогнутый и другие, которые здесь особенно обильны.

Таким образом, гидрологическое, почвенное и климатическое своеобразие болот определяет и флористическую их специфику. «Зависимость между условиями среды и характером растительности, — отмечает Сукачев, — вряд ли в каком-либо из наших типов растительности так наглядно представлена, как в болотах. Оригинальность жизни болота еще тем более усиливается, что и сама среда, в частности субстрат, на котором развивается растительность, есть почти начисто продукт деятельности этой же растительности».

Выше подчеркивалось (Бахнов, 1986), что в процессе своего развития каждое молодое болото стремится превратиться в верховое. Это происходит в результате возрастающего обеднения минерального питания. При этом почва все больше подкисляется, усиливается средообразующее, а проще сказать — притесняющее влияние сфагновых мхов. Береза сменяется сосной, сложные растительные сообщества — все более простыми.

Последний этап развития болота, замечает В. К. Бахнов, сопровождается угнетением самих «угнетателей» — сфагновых мхов. В их покров внедряются печеночники, лишайники, а впоследствии и водоросли, которые заселяют мертвую моховую дернину. Общая направленность смены растений-маркеров такова: покрытосеменные (цветковые) → голосеменные (хвойные) → сфагновые мхи → печеночные мхи → лишайники → водоросли, то есть от более совершенных типов растений к примитивным. В сравнении с основной формулой развития органического мира (от простого к сложному) здесь получается как бы «эволюция наоборот». Любит неожиданные повороты Природа. Может быть поэтому так и пленительны ее неповторимые создания!

Итак, краткий научный экскурс в историю болота закончен и на этом можно было бы поставить точку. Но хочется напоследок добавить и лирический штрих.

Для громадного большинства людей торфяник служит типом однообразия и скуки, считает профессор К. Ламперт. Но истинный друг Природы видит и в этом ландшафте своеобразную прелесть. Его умиляют даже сама сырость, долго лежащая поутру на болотной почве, и впечатляющая игра света. «Тяжелые от росы никнут растения, в тысячах каплей отражается падающий на них солнечный свет, который с трудом пронизывает лежащие над торфяником слои испарений». Солнце поднимается выше и воздух над болотом начинает дрожать и сверкать. Глаза замечают освободившиеся из-под власти тумана красные листочки росянки, великолепные кустики белой пушицы, обрамляющие повсюду кочки, клюкву и чернику, плавающую на воде ряску. Призывно глядит из пышного мохового ковра алыми бусинками брусника. Это самостоятельный тихий мирок с оригинальным содружеством растительных и животных организмов. В нем преобладают неяркие краски, но всюду кишит, торжествует под теплым солнцем достойная уважения жизнь. Мы еще вернемся к ней.