В течение нескольких лет в лабораториях, в оранжереях и на полях Кореневского картофельного института происходили странные события. Собрав весь свой опыт, напрягая все свои силы, специалисты старались заразить фитофторой кусты картофеля.
Слово «фитофтора» — страшное слово для всякого, кто имел дело с картофельным растением. Оно звучит, как «чума», как «проказа». Каждый из этих ученых, от старого
профессора до комсомольца-аспиранта, не раз просыпался ночью, холодея от испуга: не пал ли на землю туман, благоприятный для развития грибка, не понизилась ли температура, не поползли ли по листьям, по стеблям бурые пятна.? Если бы нужно было пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти картофельные поля от этого врага, ни один из них не задумался бы ни на минуту.
Теперь же они заняты были другим делом. Они делали все возможное, чтобы заразить фитофторой своих питомцев. Возле каждого кустика была воткнута в землю фанерная дощечка с надписью «8670».
Начали опыты в поле. Высадили вперемежку различные сорта картофеля, и среди них — кусты с дощечками «8670». Ученые нарочно выбрали такие сорта, которые легче всего заражаются фитофторой. Бурые пятна поползли по листьям, по стеблям; живучий грибок высосал все соки из листьев и стеблей, он перешел на клубни; побуревшие, почерневшие стебельки торчали из земли, как обугленные головешки на пожарище. А среди них, здоровые, сочные, зеленые, стояли кусты «8670»! Их не тронул грибок фитофторы.
На следующий год ученые повторили свой опыт. Но лето стояло сухое, жаркое; в такую погоду грибок не может размножаться — и фитофторы не было на полях.
— Ну что же, — решили ученые, — не ждать же нам фитофторного года. Мы ведь можем подвергнуть наш сорт искусственному заражению!
Специалисты по болезням растений придумали хитрый способ. Они взяли маленькую, словно игрушечную этажерку, покрыли полочки фильтровальной бумагой, а поверх бумаги разложили листочки картофеля, сорванные с разных сортов. Были тут и листочки «8670».
Потом они взяли пробирку с чистой, прозрачной водой. Эта вода только казалась чистой; под микроскопом капелька этой воды оживала, видно было, что в ней плавают тысячи живчиков, комочки протоплазмы, с двумя жгутиками каждый. Это и был самый страшный враг картофельного растения — проросшие зооспоры грибка фитофторы.
Лаборанты сбрызнули водой фильтровальную бумагу под листочками картофеля, потом покапали из пробирки на каждую полочку.
Теперь осталось накрыть всю этажерку стеклянным колпаком, чтобы воздух под ним все время был влажным, чтобы хорошо развивались зооспоры грибка. Колпаки с этажерками поставлены были в камеру с температурой в восемнадцать-двадцать градусов — это самая любимая температура фитофторы.
Во влажном воздухе листочки картофеля могут жить шесть дней. Уже на третий день на листочках появился белесый налет: они заразились фитофторой.
Только листочки «8670» оставались здоровыми: на них не было белого налета, их не тронул картофельный мор.
Хитрость не помогла: и таким, искусственным способом не удалось заразить фитофторой упрямый сорт.
Ученые подробно обсуждали результаты опыта. Верно, говорили они, «методом листочков» не удается заразить «8670», но разве означает это, что «8670» вообще не заражается фитофторой? Листочки, оторванные от стебля,— это все же не живое растение, а часть его. Их нельзя держать в соседстве с зооспорами грибка больше шести дней: они умирают. В поле — там, быть может, совсем другая картина. Может быть, в поле «8670» заразится на восьмой, на десятый, на двенадцатый день? Нужно придумать еще какую-нибудь хитрость.
И они придумали «заражение по методу черенков».
Если срезать кусочек стебля с листьями, высадить его в ящик с песком, черенок укоренится, будет жить долго. Его можно держать в соседстве с зооспорами грибка куда больше шести дней!
Так они и сделали. Ящики с высаженными черенками помещены были во влажную камеру. Из пульверизатора растения были обрызганы водой, содержащей зооспоры. Все черенки погибли от фитофторы, кроме черенков «8670».
— Неужели же этот сорт совершенно не подвержен фитофторе? — недоумевали ученые. Они не смели поверить этому, потому что знали: только некоторые сорта дикого картофеля никогда не заражаются этой болезнью, среди культурных сортов не было еще такого силача.
Они продолжали свою работу. Каждый придумывал свои способы, но никому не удавалось заразить упрямый сорт. Однажды, в конце 1932 года, они подвели итог своей работе. За один только этот год различными методами они проделали 950 опытов по заражению сорта «8670» фитофторой. Всегда рядом с листочками, черенками и целыми растениями этого сорта для проверки, для контроля находились листочки, черенки и кусты других сортов. «Контрольные» растения заразились все до одного: 100 процентов заражения! Сеянец «8670» не заразился ни разу: 0 процентов!
— Сделаем еще одну проверку — на полях, — решили ученые.
Они разослали клубни «8670» в те районы, где страшнее всего свирепствует грибок, — в Ленинград и в Елец, в Орджоникидзе, в Свердловск и в Минск. Та же картина: «контрольные», сорта дали 100 процентов заражения, сорт «8670» — ни одного!
— Так, — сказали ученые. — Теперь мы можем с полной уверенностью заявить, что сеянец «8670» устойчив к фитофторе.
И вдруг сотрудница института Бордукова нашла такой способ, которым можно было заразить даже этот сорт.
— Я взяла кусочек листа неустойчивого сорта, пораженный грибком, — рассказывала товарищам Бордукова. — Этот больной кусочек листа я приклеила к нижней стороне листа «8670». Ну, конечно, воздух был стопроцентной влажности, температура — восемнадцать-двадцать градусов. И через два-три дня уже было заметно: грибница с зараженной приклеенной ткани переходит на здоровую ткань сеянца. На зараженном листе появилось буроватое пятнышко; оно быстро темнело. Значит, опыт удался!
— А вы попробуйте этим методом заразить какой-нибудь дикий, устойчивый к фитофторе сорт, — посоветовал Бордуковой кто-то из товарищей.
Она повторила свой опыт с «демиссумом», южноамериканским дикарем, который никогда не болеет фитофторой. И тут грибница перешла на здоровую ткань.
Тогда Бордукова попробовала проделать свой опыт с табаком. Никто еще не видел фитофторы на табаке. Но «контактный метод» оказался всесильным: грибок поразил и табак.
Однако, когда ученые стали рассматривать под микроскопом зараженные фитофторой листья табака, «демиссума» и сеянца «8670», они увидели удивительную картину: грибница на этих листьях окружена была барьером мертвой ткани.
На обычных сортах картофеля грибница разрастается по здоровой зеленой части листа: зеленая ткань дает питание фитофторе. На «демиссуме», на табаке, на сеянцах «8670» вся грибница находилась на отмерших частях листьев. При соприкосновении с грибком мгновенно отмирали клетки растения. Гиф — побег грибка — метался на мертвом кусочке листа, как мышь в мышеловке. Он выбрасывал вырост в одну сторону — и натыкался на барьер из мертвых клеток. Пищи тут не было. В другую сторону вырост, в третью, везде барьер! Эти растения морили грибок голодом — и в конце концов грибок погибал!
Таким образом, даже этот, удачный опыт заражения доказывал, что сорт «8670» совершенно устойчив к грибку фитофторы.
— По ботве! — замечали осторожные ученые. — По ботве он устойчив, бесспорно. Но нужно еще выяснить, как будут вести себя его клубни.
Они повторили все свои опыты с клубнями. Опрыскивали ломтики клубня водой из смертоносных пробирок; делали на клубне надрезы и вставляли в щель пластинку зараженного клубня или листа. Клубни оказались такими же устойчивыми, как и ботва.
Значит, разрешена задача, над которой бились ученые без малого сто лет? Найден сорт, который тщетно искали и Чонси Гудрич, и Вильям Патерсон, и Лутер Бэрбэнк, и длинный ряд селекционеров Англии, Америки, Франции, Германии?
Ученые не решались поверить этому. Они знали, что означало бы такое открытие для всего мира, для нашей страны. На стене в здании Картофельного института висела всем знакомая карта: «Распространение фитофторы в СССР». Огромная часть карты была заштрихована светлой и темной, траурной штриховкой; от нашей западной границы до Урала тянулся клин, залитый сплошной черной краской. Десятая часть всех наших посевов картофеля, шестьсот тысяч гектаров ежегодно погибали, съеденные прожорливым грибком.
Неужели же найден наконец спасительный сорт? Ученые не решались еще ответить на этот вопрос «да». Для того чтобы сорт имел большое будущее, недостаточно одной только устойчивости против фитофторы. Сорт, доджей давать большие урожаи, его клубни должны содержать высокий процент крахмала, он должен быть вкусным. Вдруг ударят заморозки, как поведет себя «8670» тогда? Как будет он вести себя в засушливые годы?
Но молодой сорт все испытания сдавал на «отлично». По урожайности он шел в ногу с лучшими из наших сортов — с «ранней розой», с «эпикуром» и с «лорхом». По содержанию крахмала он только чуть-чуть отстзяал от лучшего заводского сорта «вольтман». Зато, когда стукнули заморозки, «вольтман», и «ранняя роза», и все другие сорта пожухли, обвисли, убитые холодом, а упрямый «8670» продолжал красоваться, зеленый и крепкий. «Эх вы, мерзляки! — казалось, говорил он своим соседям по грядке. — Полградуса, градус холода — и вам смерть. А мне и три градуса холода нипочем». Таким же стойким оказался он в засуху.
И вот наконец пришел день дегустации. Заранее были сдвинуты столы и накрыты белыми скатертями. Жены сотрудников института, с часами в руках, отваривали «в мундирах» картофель разных сортов. Потом внесли в зал дымящиеся блюда; на одном «лорх», на другом «ранняя роза», на третьем «эпикур», на четвертом… Лучшие в нашей стране знатоки картофеля внимательно и сосредоточенно пробовали картофелину, приправленную только солью; потом, закусив корочкой хлеба, чтобы, отбить вкус, принимались за новый сорт. И все улыбались, и все в один голос похваливали рассыпчатый ароматный «8670» и горячо пожимали руки создателю этого сорта, Ивану Игнатьевичу Пушкареву. Иван Игнатьевич только застенчиво краснел и повторял:
— Погодите хвалить. Дайте размножим его и посмотрим, что скажут колхозники!
Перед ним стоял пример Лысенко. Пушкарев знал, что только массовый опыт колхозников может решить судьбу его сорта. Нужно было размножить «8670» с молниеносной быстротой, так же быстро, как Трофим Денисович размножил первые семена своих пшениц, своего хлопчатника. К весне 1934 года у Пушкарева было только двадцать клубней нового сорта. За два года каждый из этих двадцати клубней дал урожай в две тонны!
Это был фокус. Но разгадка этого фокуса была именно в том, что Иван Игнатьевич Пушкарев отлично знал жизнь картофельного растения и все время имел перед глазами пример Лысенко.
Каждый из двадцати драгоценных клубней он прорастил в темноте. Ростки обломал и высадил в парнике. На третий день они начали выпускать листочки. Теперь у Пушкарева была рассада, ее можно было высаживать так же, как высаживают рассаду капусты.
А клубни остались клубнями. Им нисколько не помешало, что с них обломаны были ростки. Каждый глазок картофельного клубня имеет четыре-пять запасных почек. Они выбросят новые ростки. А если обломать и эти, глазок образует новые почки. До пятидесяти ростков с одного глазка получил Пушкарев.
А клубни остались клубнями. И, разрезав их на глазки. Пушкарев высадил каждый глазок отдельно. Теперь из глазка развивался уже не один росток, а два, три, четыре. Пушкарев ждал. Когда стебли подымались до десяти, до пятнадцати сантиметров, он выкапывая все растения и делил молодой куст на два, три, четыре куста.
Впрочем, теперь уже не один Пушкарев занимался, «форсированным» размножением картофеля. Этим делом заняты были уже десятки колхозов. В 1936 году они засеяли сортом «8670» уже полтораста гектаров полей, а в. 1938-м — одиннадцать тысяч гектаров.
О новом сорте узнали за границей. Специалисты по картофелю в Англии, в Америке, в Германии давно с большим интересом следили за нашими работами. Им было очень досадно, что именно наши, советские ученые нащупали выход из тупика, в который зашла мировая селекция картофеля; что наша страна провела самые широкие и значительные экспедиции на родину паппы, в Южную Америку, и собрала лучшую в мире коллекцию диких видов картофеля. Они знали, что сеянец «8670» — гибрид южноамериканского дикаря «демиссум» и культурного сорта. По «демиссум» приносит мелкие горькие клубеньки с горошину величиной, и знаменитые селекционеры Запада по десять, по двадцать лет безуспешно трудились, скрещивая его с культурными сортами: гибриды давали жалкий, ничтожный урожай или оказывались неустойчивы к фитофторе. Пушкарев рассказал в своих статьях о сложнейших методах селекции, которые привели его к победе. Тут было и «закладывание, самоопыленных линий» и «обратные скрещивания» гибридов с культурным сортом. Но этого было недостаточно, чтобы повторить пройденный им путь и добиться таких же результатов. Иностранные фирмы наперебой просили Институт картофельного хозяйства продать им хоть несколько клубней первого в мире фитофтороустойчивого, хозяйственно ценного сорта. Голландцы прислали в Коренево договор за всеми подписями и печатями. В договоре оставлен был пробел: вписывайте любую цену — заплатим, только дайте нам клубней драгоценного сорта «8670»!
Серьезно задумались работники института. Давать или не давать?
Кому на пользу пойдет новый сорт там, в странах капитализма? Нет, не народу. Там, в капиталистическом мире, новый сорт только увеличит доходы предпринимателей. И чём яростней будет опустошать поля бедняков фитофтора, тем больше доходов будут получать капиталисты от нового сорта.
А если война? Нашим врагам нужен будет каучук для автомобильных шин, для колонн грузовиков. Картофельный каучук, клубни картофеля станут одним из важнейших военных материалов. Помочь врагу увеличить урожаи картофеля — это значит подарить ему сотни, тысячи тонн драгоценного каучука, это значит помочь врагу снаряжаться в бой против нашей великой родины.
— Нет, не дадим! — решили работники института. — Каждый центнер нового сорта дорог нам самим. Когда-нибудь, когда у наших соседей взовьется советское знамя, мы поделимся нашим знанием со всеми соседями бесплатно, без всяких договоров.