Из лесопатологических явлений, широко распространенных в дубовых лесах Крыма, особенно в нижнегорном его поясе, центральное место занимает суховершинность дуба.
Явление ранней суховершинности и массового усыхания порослевых дубовых насаждений известно из истории лесов Крыма. Так, В. Станкевич еще в 1905 г. на основании посещения Бахчисарайской, Мангушской и других дач дает весьма яркое описание состояния этих лесов: «Прежде всего, — пишет В. Станкевич, — вас поражает неумеренно большое количество суховершинника и сухостоя, выступающего уже при обзоре с горных высот огромным черным пятном, окаймленным жидкой зеленью. Это огромная сплошная могила — то с уже совершенно умершими, то с трепещущими еще в предсмертной агонии деревьями».
На повреждение леса большим дубовым усачом в литературе того периода указаний не имеется, но не потому, что этих повреждений не было, а вследствие того, что их не замечали. Так, при осмотре старых зданий в Бахчисарае и в Старом Крыму, построенных свыше 100 лет тому назад, в стропилах и досках пола были обнаружены следы ходов дубового усача. При анализах зараженных дубов мы неоднократно находили в стволах старые заросшие ходы усача, покрытые 50—70-годичными слоями новой древесины. Таким образом, наличие в фауне Крыма дубового усача — явление такое же древнее, как и сами леса. Однако в последние десятилетия размножение этого вредителя все более усиливалось и, наконец, стало таким значительным, что выступает как один из главных неблагоприятных факторов развития дуба.
По мнению Станкевича, «леса нижнегорного пояса гибнут, благодаря несоответствию оборота рубки, неправильному ведению главной и промежуточной рубки, принятому способу обновления вырубок (т. е. порослевому хозяйству) и беспощадной пастьбе скота». Большинство этих высказанных Станкевичем положений в своей основе совершенно правильно.
По нашему мнению, главной причиной, ведущей к дегенерации и вымиранию дубовых насаждений, является многолетнее применение порослевого хозяйства, понижающего устойчивость насаждений и благоприятствующего размножению дубового усача и древоразрушающих грибов, неумеренная пастьба скота, широко применявшаяся в недавнем прошлом (местами еще и теперь), а также иссушение и эрозия почвы.
Широкое распространение дубового усача в лесах Крыма вызвано в первую очередь многолетним применением порослевого хозяйства, причем в пределах порослевых насаждений степень размножения этого вредителя находится в тесной зависимости от условий местопроизрастания: наиболее зараженными являются порослевые дубовые насаждения на южных (юго-западных и юго-восточных) крутых склонах, по вершинам гор и на мелких почвах. Насаждения, затравленные скотом, с разбитой и уплотненной почвой и пониженной устойчивостью также становятся очагами размножения дубового усача.
Все перечисленные причины (порослевое возобновление, плохие условия роста, массовая пастьба скота, эрозия почвы) снижают устойчивость насаждений, способствуют образованию суховершинности и преждевременному усыханию дубовых порослевых насаждений.
Таким образом, ранняя суховершинность дубовых насаждений, а также массовое размножение усача вызываются одними и теми же причинами и вместе с тем взаимосвязаны: снижение устойчивости и ослабление насаждений благоприятствуют размножению усача, а повреждения усача, в свою очередь, в еще большей степени ослабляют насаждения. Совместное влияние этих факторов ведет к ускоренной гибели насаждений. Однако могут иметь место случаи, когда эти явления развиваются независимо одно от другого, т. е. суховершинность и усыхание дубовых порослевых насаждений могут происходить и без участия усача.
При обследовании некоторых старых кулис Симферопольского лесхоза была констатирована их значительная суховершинность, однако в большинстве случаев без участия усача. Анализ одного усыхающего ствола дуба показал, что единичные поселения усача находятся на вершине, на границе между свежей и суховершинной частями, т. е. в данном случае усач изменил своей привычке и поселился вблизи вершины (а не у комля), так как верхняя часть была уже ослаблена и более привлекательна для него, чем нижняя.
В этом случае суховершинность развивается более замедленными темпами. С другой стороны, размножение усача может не вызывать на деревьях образования суховершинности, но в этом случае размножение вредителя также замедляется.
Следовательно, размножение дубового усача в настоящее время зависит главным образом от порослевого способа хозяйства. Однако повреждения этого вредителя значительно усиливают все неблагоприятные последствия порослевого способа возобновления и ускоряют гибель насаждений.
По мере улучшения условий роста, при переходе на более глубокие почвы на северных склонах, по дну балок зараженность усачом уменьшается, и если нет других обстоятельств, осложняющих развитие насаждения, то дубовое порослевое насаждение оказывается вполне жизнеспособным. Кроме того, как мы уже отмечали, и при неблагоприятных условиях роста семенные насаждения вполне устойчивы, если только не нарушаются внезапно условия их роста.
Таким образом, для массового размножения усача необходим не только порослевой способ возобновления или плохие условия местопроизрастания, а сочетание обоих факторов.
Третьим условием, определяющим степень размножения усача в насаждении, является время, в течение которого вредитель имел возможность размножаться на данном участке.
При длительной генерации дубовому усачу необходим и продолжительный период времени для численного накопления. Рубка высокоствольного семенного насаждения, как правило, не вызывает особенно заметного повышения численности усача на первом порослевом поколении вследствие его относительно высокой устойчивости и небольшого запаса вредителя, не успевающего полностью использовать представившиеся ему благоприятные условия.
Как показывает изучение истории лесного хозяйства в Крыму, порослевое возобновление применяется в дубовых лесах на огромной площади (в особенности в районах населенных пунктов) в течение многих десятков и даже сотен лет. Именно долговременное применение вегетативного способа возобновления, когда одно и то же насаждение претерпело уже несколько раз сплошную рубку, создало особенно благоприятные условия для размножения усача.
В общем, большая часть материнских пней уже настолько устарела, разрушена и истощена, что не может обеспечить нормальную побегопроизводительную способность насаждений. Более того, зачастую эта часть материнских пней является препятствием к образованию жизнеспособного дерева и источником его заражения вредителями и болезнями. О состоянии материнских пней можно судить по некоторым фотографиям.
Высокая зараженность свежих пней и сравнительно еще молодых насаждений, а также поселения усача на корнях тонкомерного леса и ранняя суховершинность молодняков свидетельствуют о тенденции к постепенному ухудшению состояния порослевых насаждений, одним из показателей которого являются повреждения усача. Причем ни молодой возраст насаждений, ни малый диаметр леса в Крыму не предохраняют от заселения усачом.
Очень серьезное отрицательное влияние на состояние дубовых насаждений оказывала, а местами продолжает оказывать пастьба скота. В результате систематической массовой пастьбы скота в средневозрастных насаждениях происходило уничтожение подлеска, семенного подроста и смена покрова, или, еще хуже, повреждение поверхностных корней, уплотнение и эрозия почвы.
В местах усиленной пастьбы скота исчезают дерновинные злаки, уменьшается число двудольных и увеличивается число мелких полукустарников (чебрец, дубровник), на склонах получает преобладание бородач.
Наиболее вредное влияние пастьба скота, конечно, оказывала на молодняки, затравленная смолоду поросль которых уже не в состоянии была образовать сомкнутые, устойчивые насаждения.
Наиболее широко в течение нескольких веков пастьба скота практиковалась на горных плато — яйле, куда скот гнали даже из Румынии и Болгарии. По мнению Талиева (1901), отсутствие леса на яйле вызвано исключительно массовой пастьбой скота. В наиболее жалком виде лесная растительность выглядит в местах, расположенных в районе населенных пунктов, т. е. в нижнегорном поясе, где порослевые насаждения были больше всего доступны для скота.
В. Зуев еще в 1790 г. в своих «Выписках из путешественных записок» отмечает, что в лесах Крыма «всюду приносило громаднейший вред беспрестанное пасение множества скота, количеством вправду людей несоразмерного».
Кстати, даже в это время массового скотоводства пастьба коз была признана настолько вредной, что их разведение в Крыму было запрещено правительством. К сожалению, в настоящее время разведение коз в Крыму практикуется довольно широко.
Высокоствольные насаждения, расположенные в высокогорной зоне, были менее доступны для скота и, кроме того, вследствие своей большей сомкнутости и мертвого покрова представляли меньший интерес для скотоводов, чем ближайшие порослевые молодняки.
Все эти отрицательные для роста насаждений последствия содействовали усиленному размножению усача, очаги которого, как правило, приурочены к затравленным скотом насаждениям.
Особенно неблагоприятным является то, что отрицательные последствия неумеренной пастьбы скота проявляются только спустя несколько лет, и поэтому частные интересы отдельных владельцев не встречали должного отпора со стороны органов государственной власти. На предостережения отдельных дальновидных исследователей, например В. Станкевича, не было обращено должного внимания. Фактически рекомендуемые Станкевичем мероприятия не могли быть проведены в жизнь, так как их осуществлению препятствовала господствовавшая в то время частновладельческая форма хозяйства.
Размножение дубового усача в кулисах и на семенниках, т. е. на внезапно выставленных на свет в старом возрасте деревьях, имеет место и в лесах Крыма. Однако кулисы и семенники как места массового размножения усача не характерны для крымских лесов вследствие их более ограниченного применения и имеют в настоящее время подчиненное значение. В недалеком прошлом чересполосные рубки широко применялись во многих лесхозах Крыма (Бахчисарайский, Симферопольский, Судакский и др.), но вскоре они были забракованы вследствие массового образования сухостоя и суховершинности.
Особо следует остановиться на причинах размножения усача на одиночных старых дубах в возрасте 200—600 лет, разбросанных в большом количестве в Коушской даче Бахчисарайского лесхоза. Аналогичные по возрасту и состоянию дубы встречаются также в ряде других лесхозов Крыма. Они представляют собой корявые, толстомерные (диаметром 60—100 и даже 180 см) дубы, ясени и вязы высотой 6—8 м, причем многие из этих дубов заражены усачом в исключительно сильной степени. Эти старые деревья в период существования частных татарских владений служили межевыми знаками на границах отдельных хозяйств. Собственники использовали эти деревья как пограничные столбы и эксплуатировали их путем периодического срезания верхней части ствола и толстых ветвей на высоте 3—5 м. В результате такого использования формировались корявые деревья с мелковетвистой кроной (порослевые ветви употреблялись главным образом на подпорки в садах и тычины в виноградниках), общим своим видом напоминавшие ветлы, растущие вдоль дорог в средней части России. По существу, эти дубы эксплуатировались по так называемому безвершинному, или кабловому хозяйству. На таких дубах поселения усача сосредоточиваются главным образом в районе мест среза.
Таким образом, основной причиной массового размножения усача и преждевременного усыхания дубовых насаждений Крыма является неправильная деятельность человека, выразившаяся в длительном применении порослевого способа хозяйства, в отсутствии заботы о семенных дубах, появляющихся в насаждениях, в неумеренной пастьбе скота, ведущей к затравливанию молодняков и эрозии почвы. Все эти факторы, систематически действовавшие в течение многих лет, способствовали усиленному размножению усача, развитию древоразрушающих грибков, ранней потере побегопроизводительной способности материнских пней, суховершинности и, наконец, полному усыханию насаждений, прежде всего в наиболее неблагоприятных по условиям роста местам.
Поскольку это явление охватило целый географический район, то некоторые ботаники даже расценивают дегенеративные формы дубовых порослевых насаждений как особую форму дуба, якобы свойственную этим условиям (Поплавская, 1948). По нашему мнению, это неверно. Наряду с дегенеративными карликовыми кустами старого порослевого дуба в 0,7 — 1,5 м на тех же местах, даже просто на голых скалах с трещинами, можно встретить отдельные экземпляры толстых дубов высотой 5—6 м, семенного происхождения, вполне устойчивых и приспособленных к этим условиям. Это, конечно, не высокоствольный строевой лес, а вполне жизнеспособные устойчивые деревья, представляющие собой определенную хозяйственную ценность и, главное, хорошо выполняющие свою почвозащитную роль.
Темпы вырождения порослевых насаждений в большой степени зависят от условий местопроизрастания и ухода за лесом, но в общем можно считать, что четвертое и последующие поколения порослевого леса характеризуются резким снижением жизнеспособности и устойчивости.