Напомним о принятых в естественных науках способах классификации и группировки изучаемых объектов.
Прежде всего — это расположение их в определённом порядке, обусловленном их взаимными естественными связями, сходством и происхождением, т. е. систематика в широком смысле слова. Другой подход — типологический. Тип есть обобщение, содержащее характерные черты некоторой группы предметов и явлений. Во всех категориях систематики, кроме категории индивида, уже содержится элемент типологии: например, вид есть обобщение признаков множества особей, род — обобщение признаков нескольких видов и т. д. Но обобщения можно делать и по другому принципу, не менее важному для науки. Таково, например, понятие о жизненной форме, т. е. о типе организма, находящемся в соответствии с окружающими условиями. В одну и ту же жизненную форму включаются весьма различные в систематическом отношении виды. Наконец, третий подход, вызванный необходимостью установить закономерности пространственного размещения совокупностей предметов и явлений — это районирование. Так возникают понятия о районах, областях, округах, провинциях, царствах и т. д.
В физической географии, к сожалению, нет ещё общепринятой таксономической градации географических единиц и нет ещё определённого мерила для установления признаков, по которым из общего понятия ландшафт можно было бы выделить ландшафт как исходную единицу районирования. Последняя задача, впрочем, теперь несколько облегчается концепцией о морфологических частях ландшафта, наиболее отчётливо сформулированной Н. А. Солнцевым.
Ландшафт как географический индивид не может быть раздроблён дальше на оригинальные (самостоятельные) части. Вместе с тем каждый ландшафт-индивид состоит из нескольких природных территориальных комплексов разного масштаба. Так как комплексы эти присутствуют в повторяющихся взаимосвязанных сочетаниях — их нельзя считать оригинальными, и им присвоено название морфологических единиц ландшафта.
Наиболее простая морфологическая единица ландшафта — фация. Она на всём протяжении обладает одинаковой литологией, однообразным рельефом, однообразным микроклиматом, одним видом почвы и одним только биоценозом. Так, в овраге, вытянутом в западно-восточном направлении, можно выделить фации: склон северной экспозиции, склон южной экспозиции, днище оврага. Если по оврагу течёт ручей, есть пойма, террасы, конус выноса, то нужно выделить ещё фации поймы, русловую, террас, конусов выноса. Комплекс фаций образует урочище (овраг, водораздел между оврагами), комплекс урочищ составляет ландшафт. Таким образом, географический индивид имеет определённый конструктивный план. Он есть закономерно повторяющееся сочетание нескольких или многих урочищ, построенных в свою очередь из закономерно расположенных и переходящих друг в друга фаций.
В примере ландшафта, описанном в начале предыдущего параграфа, урочищами являются холмы и понижения между холмами. Пока мы наблюдаем чередование одних и тех же урочищ — мы находимся в пределах одного ландшафта. Признаком перехода в другой ландшафт будет появление новых урочищ.
Фация — наиболее простая морфологическая единица ландшафта. Объём её довольно близко совпадает с объёмом выделенного В. Н. Сукачёвым биогеоценоза: «биогеоценоз — всякий участок земной поверхности, где на известном протяжении биоценоз и отвечающие ему части атмосферы, литосферы, гидросферы и педосферы остаются одинаковыми, имеющими однородный характер взаимодействия между ними и поэтому в совокупности образуют единый, внутренне взаимообусловленный комплекс».
Обычно фация занимает небольшую площадь, но могут быть фации и значительных размеров. Особенно большие пространства занимают (вследствие однообразия условий) морские фации. Если обширная морская фация быстро обнажится на дневную поверхность, она в процессе дальнейшего развития может повести к образованию ландшафта. Теоретический ход такого развития, когда из единицы, которую мы рассматриваем обычно как часть ландшафта, возникает целое, т. е. ландшафт, Н. А. Солнцев рисует следующим образом. Пусть поверхность суши, только что вышедшей из-под уровня моря, будет совершенно ровной. На ней возникнет одна почва, один растительный покров, воды будут стекать по уклону в одну сторону. Но образование эрозионных ложбинок и последующее углубление их приведёт к расчленению равнины, перераспределению увлажнения и появлению фактора экспозиции, что не замедлит повлечь дифференциацию почв и растительности. Таким путём фация постепенно превращается в урочище. Форму, промежуточную между фацией и урочищем, Солнцев назвал географическим звеном. Судьба дальнейшего усложнения бывшей фации — образование на её месте нескольких урочищ, т. е. ландшафта.
Указанные соображения заставили Н. А. Солнцева расширить классификацию морфологических единиц ландшафта и придать ей вид: фация — географическое звено (или просто звено) — урочище. Примеры звеньев: степные блюдца на фации ровной разнотравно-ковыльной степи; молодая промоина на фации склона (в будущем — урочище: молодой овраг, отвершек); карстовые воронки, рассеянные на какой-нибудь ровной поверхности (каждая воронка = комплекс фаций = звено; когда несколько воронок сольются в одну, получится урочище).
Экспедиционная практика показала, что отыскание непосредственно в природе морфологических частей ландшафта — задача более сложная, чем она выглядит теоретически. Концепция Солнцева нуждается в дальнейшем совершенствовании и проверке, но и в теперешнем виде она уже даёт в руки некоторое мерило для распознавания географического индивида.
Имеющийся сейчас в распоряжении географов материал позволяет утверждать, что ландшафт, рассматриваемый как географический индивид, неповторим ни в пространстве, ни во времени. Неповторимость ландшафта в пространстве означает, что ни один из существующих в природе ландшафтов нигде на земном шаре не имеет своей точной копии. Неповторимость ландшафта во времени вытекает не только из общего понятия о развитии как о необратимом изменении качественных состояний того или иного предмета, но и подтверждается всей совокупностью палеогеографических данных: в геологическом прошлом мы нигде не обнаруживаем ландшафтов, точным повторением которых были бы ландшафты современности. Иное дело — более мелкие, чем индивид, морфологические его единицы или более высокие, чем индивид, типологические группы ландшафтов. Морфологические единицы повторяются; зона вечных льдов имеется не только в южном, но и в северном полушарии; типы пустынных ландшафтов существуют не только сейчас, но были и в прошлые геологические эпохи. Стало быть, основным критерием для выделения ландшафта как исходной таксономической единицы должна быть его неповторимость.
В. Б. Сочава предложил такой критерий: ландшафт (географический индивидуум) есть наибольшая территория, в пределах которой наиболее полно совмещаются рубежи всех компонентов ландшафта, иначе говоря — совпадают границы геоморфологических, почвенных, климатических, геоботанических и других районов, отдельно установленных.
А. Г. Исаченко выдвинул другое соображение. Он считает, что физико-географическое районирование можно и должно вести по двум рядам: зональному и азональному, так как это отвечает наличию в ландшафтной оболочке двух основных и равноправных закономерностей. Ландшафтом (географическим индивидом) следует считать территорию, однородную как в зональном, так и в азональном отношении. Более же высокие единицы районирования не могут считаться однородными сразу и в зональном, и в азональном отношении.
Легко видеть, что все три критерия в принципе довольно близки друг другу.
Трудности установления исходной таксономической единицы в физической географии обескуражили многих. Д. Л. Арманд заключил, что найти такую единицу невозможно: в природе существует сплошная «лестница» материальных систем, но нигде нет «площадки» (лестничной), от которой, как от основной, можно было бы идти вверх или вниз. В обоснование дана и ссылка на ленинский тезис: «электрон так же неисчерпаем, как и атом»
Неисчерпаемость материальных объектов, разумеется, бесспорна. Тезис этот подтвердился и на ландшафте, который пришлось разделить на морфологические единицы. Но наличие сплошной лестницы материальных систем не мешает всё же наукам принимать за основную ячейку своего исследования в одном случае атом, в другом молекулу, в третьем клетку, в четвёртом минерал, а в пятом географический ландшафт.
Вопросы таксономии настолько противоречиво и мало ещё разработаны в физической географии, что мы считаем преждевременным излагать их сколько-нибудь обстоятельно. Ограничимся несколькими выборочными примерами (из числа новейших работ) и сравнительной таблицей некоторых предложенных классификаций.
А. Р. Мешков предложил две взаимно связанные системы классификаций: одну типологическую, другую для целей районирования. В основу первой положены характер рельефа и растительности (для суши). Низшая единица здесь фация (в смысле Н. А. Солнцева), далее по восходящей линии располагаются: группа фаций — ландшафтная формация — класс ландшафтов — тип ландшафтов — отдел ландшафтов. Отделов всего три: равнинных ландшафтов, горных ландшафтов и водных ландшафтов.
В отделе равнинных ландшафтов выделяются следующие типы ландшафтов: полярно-пустынный, тундровый, хвойных лесов, лиственных летнезелёных лесов, лесостепной, степной, полупустынный, пустынный, влажных субтропических лесов, жёстколиственных лесов, саванн, зимнезелёных лиственных лесов, мангровых лесов, маршей, пойменный и болотный.
В отделе горных ландшафтов — типы: горнопустынный, альпийских лугов, субальпийских лугов, горнотаёжный, горнолесной, горностепной и долинный.
В отделе водных ландшафтов типы: полярноморской, океанический умеренных стран, океанический тропических стран, саргассовый, средиземноморский, озёрный, речной.
Типологическая схема далее используется для районирования земной поверхности. Наивысшие единицы — группы ландшафтных областей — автор выделяет по принципу геологического возраста ландшафтов. Так, ландшафты третичного возраста образуют Пантропическую группу (между северным и южным тропиками), а ландшафты четвертичного возраста — группы Голарктическую (почти всё северное полушарие) и Антарктическую (южная часть Южной Америки, Антарктида и острова к югу от тропика Козерога). Каждая группа подразделяется на области, устанавливаемые по наиболее характерному типу ландшафта.
Критерий для выделения провинций — характерные особенности компонентов типичного ландшафта (климата, растительности, рельефа и т. д.); для выделения округов — ведущий компонент ландшафта. Районы обособляются по принципу преобладающих физико-географических процессов, под которыми автор разумеет системы материально-энергетических превращений в ландшафте. Наконец подрайон (микрорайон) характеризуется определённым сочетанием фаций.
Принципиальная сторона схемы А. Р. Мешкова заслуживает серьёзного внимания в двух отношениях: 1) она сочетает плодотворный типологический метод с методом районирования и, в связи с этим, 2) объединяет азональный принцип с зональным: первый содержится в районировании, второй своей существенной частью входит в типологическую классификацию, используемую для районирования.
Классификация В. М. Четыркина на первый план выдвигает региональный (азональный) принцип на том основании, что всякий ландшафт (автор отождествляет его с исходной единицей районирования и считает таксономически неделимым, могущим расчленяться лишь на морфологические части) слагается в итоге определённо направленного активного преобразующего воздействия региональных особенностей данной территории на зональные законы распределения географических явлений на земном шаре. Каждый конкретный ландшафт (район) преобразует зональные законы по-своему.
Построение классификации выполнено В. М. Четыркиным не путём последовательного объединения мелких единиц в более крупные, а путём расчленения крупных на более мелкие (геотип — геофация — провинция — подпровинция — региональный комплекс — район). В этом есть свой принципиальный смысл, так как многообразие ландшафтной оболочки представляет результат её дифференциации в ходе развития.
По И. С. Щукину, физико-географическое районирование должно заключаться в выделении участков, внутри себя более или менее однородных по структуре комплекса своих ландшафтных элементов. Для каждого ландшафта надо найти ведущий фактор, от которого зависит пространственное распространение и характер большинства других элементов, и отыскать границу влияния данного фактора, которая чаще всего и будет границей между двумя ландшафтами. Ведущим фактором в горных странах автор считает рельеф, на равнинах — смену горных пород. Наинизшая ландшафтная единица горных стран — высотный пояс, равнинных пространств — фация. Фация определяется как микроландшафт, созданный свойствами горных пород и их эрозионным расчленением (ровное водораздельное плато с глубоким стоянием грунтовых вод; пойма с близкими к поверхности грунтовыми водами и т. п.); это по сути дела морфологическая часть ландшафта (района).
В первом томе большого академического издания «Труды Комиссии по естественно-историческому районированию СССР» не только изложены принципы физико-географического районирования, но и произведено само районирование СССР по крупным таксономическим единицам. Единицы эти географически охарактеризованы и показаны на карте.
В основе районирования — деление территории на зоны, вытянутые с запада на восток, и на страны, вытянутые в общем с севера на юг. Страны обособлены на основании их геоморфологического строения, а также географического положения, в связи с которым континентальность климата возрастает с запада на восток (примеры стран: Восточно-Европейская равнина, Западно-Сибирская низменность). «Клетка», образуемая пересечением зоны и страны, заключает в себе провинцию, которая есть либо часть зоны, либо зона в целом в пределах одной страны. Часть провинции с общим планом построения климатических, почвенных и растительных сочетаний в условиях одного типа рельефа или генетически близких типов рельефа составляет округ. Наконец, часть округа, однородная по рельефу, микроклимату, почвам и растительности.
Новейшая работа по физико-географическому районированию принадлежит перу Д. Л. Арманда. Мы уже отметили отказ автора от выделения исходной таксономической единицы. Д. Л. Арманд считает правильным начинать районирование сверху: ландшафтная оболочка обозначается как единица нулевого ранга. Её можно затем расчленять как по зональным, так и по азональным признакам. Оттого первые пять рангов единиц расположены в два параллельных ряда; в пределах этих пяти рангов сохраняется свобода перехода от одного ряда к другому на любой стадии районирования; в отношении остальных, менее крупных, единиц такая необходимость не возникает. Легко видеть, что, сам того не замечая, Д. Л. Арманд в своей классификационной схеме практически выделил как раз ту исходную таксономическую единицу («лестничную площадку»), возможность отыскания которой он так энергично оспаривает. В качестве такой исходной единицы весьма отчётливо вырисовывается «район», так как «вверх» от него таксономические единицы расположены в виде двойного ряда, а «вниз» — в виде ординарного ряда.
По Д. Л. Арманду, районирование возможно только путём чередования признаков; каждый ранг классификации должен иметь свой один признак — либо климат, либо геологическую структуру, либо растительность и т. д. Между прочим такой взгляд вовсе не общепринят. Ряд авторов настаивает, чтобы основание географического деления оставалось неизменным на всех его ступенях, т. е. чтобы в систематике и районировании, независимо от ступени деления (будь то зона, район или область), принималась каждый раз во внимание вся совокупность ландшафтных признаков.
Стремясь к уменьшению произвола в толковании размеров таксономических единиц, Д. Л. Арманд дает следующую табличку возможных колебаний их площадей:
«Табель о рангах» выглядит формально; этот недостаток лишь частично устраняется значительным размахом колебаний размеров каждой единицы. Кроме того, нет уверенности, что существующие в природе географические единицы действительно уложатся в отведённые им амплитуды площадей. Зато примеры обратного имеются: в уже цитированном «Естественно-историческом районировании СССР» размеры «провинций» (которые по смыслу ближе всего подходят к «областям» Арманда) колеблются от 3 тыс. (Крымская) до 1,5 млн. кв. км (Колымская), т. е. выходят в обе стороны за пределы, намеченные для них армандовской таблицей.
Однако главный недостаток концепции Д. Л. Арманда в том, что автор её исходит из неприемлемой посылки, будто районирование может быть различным в зависимости от цели, которой оно подчинено. Конечно, если в одном случае нам нужно климатологическое подразделение территории, а в другом геоморфологическое, то при таком различии цели и районирование будет неодинаково. Но ведь автор говорит о физико-географическом районировании, когда утверждает, что «схема районирования, составленная для школьного учебника, не годится ни для вузовского учебника, ни тем более для планирования хозяйственных мероприятий». Почему не годится? Потому ли, что для этих разных целей нужно дать принципиально разные схемы, или потому, что для них нужно дать схемы, отличающиеся не по принципу и задачам построения, а только по степени подробности? Очевидно, правилен второй ответ. Значит, дело не в различном районировании, а лишь в большей или меньшей его детализации. Физико-географическое районирование, независимо от того, какое употребление из него предполагается сделать, должно отразить то, что есть в действительности: объективно существующие в природе ландшафты и их группировки различной величины и сложности. Если иметь в виду такую предельно ясную задачу, можно свести к минимуму элемент субъективизма в районировании (поскольку это допускает фактический материал и уровень проникновения нашего в географические закономерности) и поставить преграду всяческому произволу в этом вопросе.
В сделанном нами обзоре, преследующем чисто иллюстративные цели, бросается в глаза прежде всего серьёзный разнобой почти по всем вопросам, которые имеют отношение к физико-географическому районированию. Однако, если присмотреться внимательно, в этом беспорядке нетрудно найти и некоторые обнадеживающие признаки возможного удовлетворительного решения одной из наиболее важных и, пожалуй, наиболее сложных проблем географической науки. Таких признаков два.
Во-первых, намечаются некоторые общие пути, которые позволят установить критерий для выделения исходной таксономической единицы физической географии.
Во-вторых, признаётся необходимым брать во внимание при классификации как зональные, так и азональные черты участков земной поверхности, т. е. отражать то, что есть в природе на самом деле. «Втискивать» реальные ландшафты в прокрустово ложе «чистой» зональности никто уже не предлагает. Осознана и недостаточность одного только азонального принципа, так как «отвлечься» от зональности, даже при большом усердии, нельзя без риска оторваться от объективной действительности.
Замечается также сближение точек зрения по поводу объёма и содержания таксономических единиц. Это находит своё косвенное выражение в том, что число этих единиц (если исключить те, которые относятся к морфологическим частям ландшафта, т. е. составляют уже объект внутриландшафтного подразделения) во всех классификациях почти одинаково и колеблется от пяти до семи.
К сожалению, принципы физико-географической систематики нередко создаются чисто умозрительно. Не всякий автор, предложивший схему, может предъявить в качестве её обоснования труд вроде «Естественноисторического районирования СССР». А ведь именно с подобной конкретной работы и следовало бы начинать каждому, кто хочет сказать действительно новое и веское слово.