Особо следует поговорить о заповедниках — этих единственных в своем роде общественных и научно-исследовательских организациях.
Значение этих организаций и стоящие перед ними задачи очень велики. Достаточно сказать, что в нашей стране площадь, находящаяся под заповедниками, относительно меньше, чем во многих других странах. В 1951 г. были закрыты некоторые заповедники, а под другими оставлена незначительная часть прежней их территории. В Сибири, например, были закрыты Саянский, Алтайский, Читинский и Кондо-Сосьвинский заповедники. Заметим, что Кондо-Сосьвинский заповедник был хранилищем последней в сибирской тайге исконной колонии бобров.
Строго говоря, почти ни один из закрытых заповедников не заслуживал этой участи. Не намного лучше положение заповедников, которые превращены в лесоохотничьи и так называемые заповедно-охотничьи хозяйства. Многие ученые, энтузиасты охраны природы решительно протестовали против ликвидация заповедников, но безуспешно. Так в чем же дело?
У нас до сих пор бытуют различные взгляды на роль заповедников и задачи их деятельности. Есть, например, люди, которые склонны думать, что заповедники непосредственно связаны с охотничьим хозяйством. Эго странное суждение привело к тому, что само управление заповедниками оказалось объединенным с охотничьим хозяйством! Другие считают, что заповедники — самое подходящее место для опытов по акклиматизации. Необходимо решительно подчеркнуть, что такие мнения в высшей степени ошибочны.
Государственные заповедники — это прежде всего памятники природы. Их задача — сохранить для будущих поколений исконные природные комплексы по возможности без изменений.
Далее. Наблюдая природу заповедных участков, мы получим возможность судить о том, как протекают изменения дикой природы на угодьях, которые похожи на заповедные, и оценивать их результаты.
Следует отметить также роль заповедников как естественных лабораторий, где можно изучать животных без непосредственного воздействия на них человека.
Наконец, исключительное внимание должны привлекать заповедники, как места туризма, ибо огромно воспитательное значение походов в заповедные места, где звери и птицы совершенно не должны бояться человека. В наших условиях это кажется фантазией, так как животные у нас так напуганы, что при всех обстоятельствах скрываются при появлении человека.
Территория заповедников должна быть в полном смысле слова неприкосновенной, и всякое кустарничество и самоуправство в отношении ее должно быть решительно исключено. Совершенно немыслимы всякие упражнения по «обогащению» природы заповедника чуждыми видами, «перестройке» природы заповедников, селекции животных и растений в них и т. д.
Полной бессмыслицей является идея «заповедно-охотничьих хозяйств». Совершенно очевидно, что заповедник и охотничье хозяйство — понятия, исключающие друг друга, и человек, говорящий не в шутку о «заповедно-охотничьих хозяйствах», изобличает свое девственное незнакомство с охотоведением и охраной природы.
Глубоко неверна взявшаяся откуда-то мысль о родстве заповедников с охотничьим хозяйством и обязательности каких-то «совершенствований» их природы. Ведь в том-то и смысл заповедника, что в его пределах всякая хозяйственная деятельность, в том числе и охотиспользование всех видов, заповедана, т. е. запрещена на вечные времена. Не только убивать зверей или птиц, но и сено косить, и собирать грибы или орехи вовсе нельзя в пределах заповедника. Только в этом случае учреждение будет оправдывать свое выдающееся по важности назначение.
К сожалению, и по сей день положение заповедников у нас далеко не благополучно.
Все еще раздаются порой голоса, что под заповедниками слишком большая площадь, которая не дает дохода государству. Подобные суждения есть следствие незнания собственной страны. Мы располагаем миллионами гектаров угодий, где по многу лет не бывает ноги охотника или рыбака, миллионами квадратных километров лесов, где по сути дела не стучит топор дровосека. Но эти территории беспризорны и не только не дают доходы государству, но и не изучаются.
Если увеличить площади наших заповедников вдесятеро, то и в этом случае изъятие их территории из хозяйственного оборота страны останется совершенно неощутимым. Нам давно пора серьезно подумать об увеличении числа заповедников и площадей некоторых из них.
Особенно беден заповедниками Казахстан, огромное разнообразие ландшафтов которого и богатство природы заслуживают гораздо большего внимания.
Очень не повезло с заповедниками Сибири и Дальнему Востоку. В огромной Сибири их сейчас только три: старейший в стране Баргузинский на Байкале, заповедник Столбы и вновь восстановленный Алтайский. Что это для Сибири с ее просторами? К счастью, восстановлен Кроноцкий заповедник на Камчатке. Это изумительное по красоте и своеобразию место славится единственной у нас в стране долиной гейзеров, которая уже сама по себе заслуживает совершенно исключительного внимания.
Впредь следует решительно избегать сокращения площадей заповедников. Причиняемый этим вред бесспорен, о чем знают зоологи всего мира, занимающиеся заповедниками.
Состоит этот вред прежде всего в том, что в течение довольно короткого времени подрываются запасы некоторых малочисленных видов животных на ранее заповедной территории. Минимальная площадь вообще лишает смысла существование заповедников. Баргузинский заповедник, например, был в свое время так урезан, что не охватывал даже индивидуальных участков таких зверей, как лось (сейчас площадь заповедника почти восстановлена).
Необходимо всерьез заняться расширением сети заповедников там, где это представляется совершенно необходимым. Речь идет о Восточной Сибири, т. е. об Иркутской и Читинской областях и Бурятокой АССР.
Как известно, Восточная Сибирь с ее колоссальными природными богатствами представляет арену мощного, индустриального строительства, которое влечет за собой стремительный рост населения. Эти факторы прежде всего приведут довольно скоро к коренному изменению лица природы. Поэтому, вкладывая миллиарды рублей в индустриальное развитие Восточной Сибири, мы должны вложить какие-то средства и в охрану ее природы. И первое, что необходимо сделать, это изъять из хозяйственного оборота и заповедать лучшие территории. Кроме того, что заповедники помогут сохранить в нетронутом виде природные комплексы, они сыграют важную водоохранную роль на высокогорных участках. Заповедники вызовут также приток туристов, что небезынтересно с экономической точки зрения.
В Иркутской области жизненно необходимо создать на первое время два заповедника: один в Восточных Саянах, второй на Витимском нагорье.
Заповедники должны быть объединены, единым ведомством по всей стране. Иначе говоря, мы считаем необходимым восстановление Главного управления по заповедникам при Совете Министров СССР, но с передачей в его ведение всего дела охраны живой природы в стране. Повторим еще и еще раз, что задачи охраны живой природы едины. Лес и вся растительность, звери, птицы и все животные вообще должны иметь одного покровителя, любящего и рачительного, который нигде и никогда не допускал бы неразумного растрачивания этих ценностей. Высокая стоимость необходимых работ, смущающая финансистов, совершенно оправданна, а затраты окупятся не только в плане денежном, но и в плане моральном. Повысится культура, облагородятся нравы, наконец, улучшится здоровье населения вследствие свободного и повсеместного общения с природой.
Подчеркнем, что основа успеха в подлинной заповедности выделенных для этой цели территорий. Это должно быть совершенно твердо и недвусмысленно оговорено в положении о заповедниках.
Посмотрите положение о заповедниках РСФСР. Параграфы 15 и 17 дают возможность делать с заповедной природой, что вздумается.
Параграф 15 гласит: «В целях сохранения типичных природных условий на заповедной территории и осуществления основных задач заповедников… допускаются: а) рубки ухода, санитарные рубки, расчистка лесных площадей, лесокультурные, лесозащитные, противопожарные мероприятия, а также сенокошение…»
Что же, спрашивается, остается от «типичных природных условий», если будет осуществлена ломка растительных ассоциаций? При чем тут самое понятие заповедности и где отличие заповедника от обычного лесхоза? И как можно объединить расчистку лесных площадей и сенокошение с тушением пожара?
Пункт «б» этого параграфа разрешает «отлов и отстрел зверей и птиц для регулирования их численности и проведения научно — исследовательских работ».
Неужели кто-либо из зоологов и охотоведов принимал участие в разработке такого пункта?
Что такое «регулирование численности», как не лазейка для того или иного недобросовестного начальника? Мы совершенно "не знаем ни предельную, ни оптимальную плотность обитания на единицу площади любого угодья. Как же можно объективно пользоваться этим пунктом?
И, наконец, пунктом «в» дозволены «рыболовно-мелиоративные мероприятия, включая научно обоснованный лов рыбы».
При чем же тут заповедность? Неужели все эти хозяйственные мероприятия как раз и надо проводить на крошечных отрезках водоемов, заключенных в территориях заповедников?
Впрочем, и этого мало. Параграф 17 допускает «в порядке исключения: сбор ягод, грибов, плодов, любительский лов рыбы, сбор семян и заготовку черенков».
Кто же не знает, что такое «порядок исключения»? Кто и как может его объективно определить? К чему сведется само существование заповедности при таких «порядках»?
Об этом я говорил на IV Всесоюзном совещании но охране природы в Новосибирске и встретил решительные возражения со стороны представителей Управления по охотничьему хозяйству и заповедникам РСФСР. Они настаивали на праве перестройки природы заповедников.
Впоследствии стало ясно, как широко понимается это право.
В 1965 г. Управление охотничьего хозяйства и заповедников Казахстана санкционировало выпас скота на 3000 гектаров лугов заповедника Аксу-Джабагалы. Тщетно протестовали ученые, поддержанные газетой «Комсомольская правда», и Казахское общество охраны природы. Осенью этого же года обследование заповедника показало следующее. Многие тысячи голов скота превратили в пыль всю почву не только на этих 3000 гектаров, но и всюду кругом. Погибли многолетние геоботанические площадки. Уничтожены лесонасаждения. Сотни людей, с ружьями и собаками, под предлогом пастьбы скота все время толкутся в заповеднике. И сверх всего, директор заповедника «в порядке исключения» разрешил держать здесь тысячи ульев.
Любопытен приказ по Министерству сельского хозяйства СССР от 12 апреля 1967 г. за № 96, носящий многообещающее название: «О мерах по улучшению работы государственных заповедников».
Что же это за «улучшение»? Во-первых, территорию заповедника предлагается разделить на зоны»: 1) зона полного покоя — 10—15%- территории, т. е. то, что мы называем заповедником; 2) заповедная зона, где допускается «только проведение санитарных рубок и регулирование численности, животных» (что следует понимать как «охота для немногих») и 3) экспериментальная зона, где «разрешается ведение самого современного заповедного хозяйства, направленного на сохранение и восстановление естественного облика природы, нарушенного деятельностью человека, обеспечивающего получение наиболее высокой продуктивности угодий». Переводя опять-таки на житейский язык, всякий поймет, что предвидится установление некоего охотничьего хозяйства. Короче говоря, от отведенной под заповедники ничтожной площади подлинно заповедными останется только 10—15%. А в пункте «ж» этого приказа говорится: «Создать хозрасчетные опытно-производственные подразделения, возложив на них выполнение производственной программы, не связанной с нарушением заповедного режима (отлов животных, утилизация древесины, полученной от-рубок ухода, изготовление сувениров, и т. п.)». Такая постановка вопроса, несомненно, ведет к полному крушению заповедного дела; этот приказ нельзя рассматривать иначе, как смертный приговор нашим заповедникам вообще.
Совершенно бесспорно, что заповедному делу у нас принадлежит огромное будущее, но для того, чтобы оно развивалось нормально, надо прежде всего исключить всякую подчиненность заповедников ведомству охотничьего хозяйства, с которым они решительно не имеют ничего общего.
Утверждая, что вся заповедная территория никогда не должна подвергаться ни малейшему воздействию человека, мы считаем в то же время, что всюду за пределами заповедников охрана природы обязательно должна сочетаться со всесторонним ее использованием. К такому заключению мы приходим по ряду соображений.
Во-первых, это необходимо в принципе, так как природу мы сохраняем не от человека, а для человека. Во-вторых, это необходимо экономически: дикая живая природа может быть источником материальных ценностей. В-третьих, это необходимо и по чисто биологическим причинам: только при разумном использовании можно Добиться полного и повсеместного благополучия животных и растений.
Особенно очевидно это для всего лесного покрова страны. Для лесовозобновления необходимы рубки ухода, вырубки перестойных участков, мелиорация, требуется уборка валежника и прочего древесного хлама, нужна борьба с вредителями и т. п. Если в отношении леса на деле будут выполняться те требования, которые указаны в законоположениях, действующих в нашей стране, если всюду будет учитываться водоохранное значение данного лесного массива и физико-географические особенности местности, этого окажется, вполне достаточным для благополучия наших лесов.
Другое дело — животный мир. Существуют разные мнения об его охране, и основные из них надо подвергнуть рассмотрению.
Прежде всего, остановимся на вопросе об изменении численности животных. Предоставленные сами себе, животные не всегда оказываются в состоянии наибольшего благополучия и не имеют условий для полного проявления своей способности к размножению.
Так, например, в заповедниках, где соболи живут в полной безопасности, количество их вовсе не беспредельно.
Кроме данных учета, этот факт получил в недавнее время очень ощутимое практическое подтверждение. Когда закрыли Кондо-Сосьвинский заповедник и сократили Баргузинский, множество охотников устремилось на открывшиеся угодья, рассчитывая добыть небывалое количество шкурок. Однако соболей там оказалось не только не больше, но даже меньше, чем в известных им лучших соболиных угодьях.
Эта закономерность в гораздо большей степени относится к тем животным, которым свойственно массовое размножение. Время от времени наблюдается огромное увеличение их численности, и столь же неизбежно за этим следует вымирание вплоть до почти полного исчезновения на ряд лет. Это объясняется тем, что по мере увеличения численности неизбежно возрастает внутривидовая борьба, начинает не хватать кормов, наступает физическое ослабление, а главное — рост и усиление заболеваний. Всегда имеющиеся среди животных инфекционные и инвазионные начала в результате повышения взаимоконтакта особей получают возможность перехода, действие инфекций усиливается и мор становится неизбежным.
Таких примеров можно привести множество, но особенно характерны они для зайцев, обитающих в Якутии. В годы массового размножения количество этих грызунов на огромных территориях становится настолько большим, что один человек добывает в день 100 и более зверьков. Все корма на значительных пространствах уничтожаются совершенно. Начинаются большие перекочевки, и зайцы гибнут настолько интенсивно, что кажется, будто они исчезли совсем. Интересно, что такое явление особенно заметно в последние десятилетия и весьма слабо проявлялось в прошлом. Объясняется это лишь тем, что раньше зайца повсюду в Якутии добывали усиленно, мясо его составляло значительную часть питания, а шкурки шли на одежду и заготовлялись во множестве. В последнее время интерес к охоте на зайца резко упал, добыча его чрезвычайно сократилась, заячье поголовье оказалось представленным естественным закономерностям, и результаты не преминули сказаться.
Аналогичные явления происходят и у других животных, которым свойственно массовое размножение: песца, водяной крысы, ондатры, белки.
Белка, составляющая значительную часть нашего пушного экспорта, должна нас интересовать особенно, тем более, что в Сибири, как говорят, ее повсюду «не стало».
В самом деле, заготовки белки в последние годы снизились против 1935 г. почти в шесть раз, против 1940 г.— также в несколько раз. За столь короткий срок в природе не могли возникнуть и закрепиться такие изменения, которые определяли бы появление решающих перемен в биологии зверя или в среде его обитания, да и факты не говорят ни о чем подобном. Значит, дело здесь в воздействии человека.
Лет 30 назад беличьи угодья осваивались полностью, а сейчас на громадных пространствах охота не производится вовсе. Приходится признать, что, будучи предоставленной самой себе, белка при увеличении численности оказывается в худших условиях.
Такое парадоксальное явление можно объяснить только тем, что, не подвергаясь преследованию человека, которое только и может иметь решающее значение для сокращения ее поголовья, белка размножается так быстро, что в короткий срок достигает предельной плотности. Следствием этого неизбежно становится мор, сводящий поголовье на нет. Следовательно, систематический и повсеместный отстрел белки есть положительный фактор для данного вида. Только при таком условии этот грызун оказывается в состоянии проявить всю присущую ему способность к размножению без возникновения угрожающего переуплотнения поголовья.
Предотвратить переуплотнение поголовья и связанные с этим распространение болезней и мор можно только проведением организационно-экономических мероприятий, осуществление которых вполне возможно, недорого и весьма выгодно. Прежде всего, необходимо организовать производственное охотничье хозяйство, которое с успехом может развиваться в любой области нашей страны. При надлежащем внимании к поголовью местных пушных зверей, своевременном принятии мер к их использованию можно, с одной стороны, получать очень большой выход пушины, с другой — предотвращать развитие эпизоотий, которые губят пушных зверей и угрожают домашним животным и человеку. В Астраханской области, например, огромный выход пушнины на единицу площади определился, главным образом, массовым размножением водяной крысы. К чести местных заготовителей, они сумели мобилизовать охотников на своевременный и усердный сбор «урожая». В результате заготовки оказались едва ли не высшими в Союзе, государство получило массу нужной внутреннему рынку пушнины и была устранена опасность эпизоотий.
Волны размножения грызунов известны, но, однако, далеко не везде должным образом реагируют на это местные организации. Так, например, вместо того, чтобы последовать примеру астраханцев и развернуть как следует заготовки водяной крысы, новосибирские ученые и хозяйственники вот уже сколько лет тратят огромные деньги на изучение методов борьбы с этим грызуном, проводят «практические мероприятия» по его истреблению, что стоит еще дороже, травят ядами, не столько водяную крысу, сколько полезных зверей и птиц и… не дают местным охотникам заняться добыванием водяной крысы!
Нужно организовать наблюдение за началом массового размножения тех или иных животных и вовремя сообщать об этом всем заинтересованным организациям. Те, в свою очередь, должны располагать своеобразным мобилизационным планом, который позволял бы им в подобных случаях переключать все силы на заготовку именно тех видов, которые появляются в массе, обречены на гибель и могут быть использованы в наибольшей степени. Если при этом другие виды охотничьих животных получат передышку, будет только польза.
Одним еловой, разумное и настойчивое вмешательство человека в природу, диктуемое глубоким знанием дела и любовным отношением к сохранению любого вида животных как такового, есть не только необходимый элемент охотничьего хозяйства, но и обязательное условие благополучия самих животных.
В этой связи следует вспомнить высказывание нашего знатока проблемы охраны природы проф. Н. А. Гладкова:
«Существующие в органическом мире сложные и далеко идущие взаимосвязи требуют большой осторожности: тронешь одно, а отзовется неблагоприятно на другом, не менее для нас ценном. Разработка научных основ, охраны природы поэтому настоятельно необходима. Выяснилось, что охрана отдельных объектов (отдельные виды растений и животных) практически невозможна, она, можно сказать, сама себя отрицает. Охрана отдельных видов животных (и в меньшей мере растений) без каких-либо ограничений численности делает их обычно вредными для других видов и для среды обитания. Охрана одного животного есть, одновременно «неохрана» другого, иной раз не менее ценного. Зубры, лоси и другие копытные, если они становятся слишком многочисленны; начинают вредить лесу. Повышенная плотность копытных (так же, как повышенная плотность промысловых рыб, птиц и т. д.) приводит к неблагоприятным последствиям для стада. Чтобы стадо процветало, его надо разреживать; чтобы оно не оказалось вредным для своего местообитания, его тоже необходимо разреживать. Следовательно, требуется не абсолютная охрана, а гибкая, разумная. Абсолютная охрана возможна лишь как частный случай для очень редких, грозящих исчезнуть объектов». (Богатства природы: заботливо охранять, разумно использовать, восстанавливать и умножать. Журнал «Природа», 1961, № 2).
К сожалению, очевидная необходимость вмешательства человека в жизнь животных в условиях охотничьего хозяйствования была понята слишком примитивно и в основном свелась к заселению той или иной местности дикими животными, ей несвойственными.
Акклиматизация стала основным содержанием работы в области охотхозяйственных мероприятий на несколько десятилетий и поглощала и до сих пор ещё поглощает львиную долю ассигнований.
Особенного разнообразия достигли начинания по «обогащению фауны» в азиатской части страны. И чего только в ней не делали!
Повсюду, даже близ Иркутска, выпускали енотовидных собак. В приенисейских районах выпускали серебристо-черных лисиц для подкраски местных — красных. Проектировали заселить Якутию командорскими голубыми песцами. Пытались акклиматизировать тропическую нутрию и т. д. и т. п.
К сожалению, все эти работы проводились, как правило, без научного учета того, насколько пригодны эти места для тех животных, которых «запланировали» выпускать. Так, например, в Туве в 1953—1954 гг. выпустили белку-телеутку двумя партиями по 200 штук, и она исчезла без следа. Кстати сказать, увлекаясь высокими качествами шкурки белки-телеутки, ее то и дело выпускают в самых различных районах и почти везде совершенно без всякой пользы. Эти грызуны могут существовать в крайне своеобразных условиях биоценозов казахстанских ленточных боров. Особенности белки-телеутки, видимо, очень нестойки и, прежде чем они будут изучены, неразумно пытаться расселять ее. Выпуск телеутки в Туве вообще не диктовался никакой необходимостью: здесь и местная-то белка используется в ничтожной степени.
Мы склонны думать, что не принесет пользы заселение телеуткой и ельников Тянь-Шаня. Они невелики по площади, изолированы, и в смысле беличьих угодий ценности иметь не будут, тем более, что расположены по крутосклонам. Для соболя белка на этих высоких хвойных деревьях едва ли достижима. Зато шишки тянь-шанской ели для белок слишком доступны, и они не преминут уничтожать и без того чрезвычайно скудный урожай семян этих почти реликтовых деревьев. Не пришлось бы со временем заняться старательным истреблением грызунов как губительных врагов ели! А ведь это обойдется недешево.
Возвращаясь к Туве, напомним, что туда завезли было полсотни речных бобров. Выпустили из них 46 штук, и, насколько известно, все они подохли. Но нет худа без добра. В верховьях Енисея существует очаг аборигенных бобров, недостаточно изученных. Прививать им наугад кровь завозных, вовсе ненадежных особей нет решительно никакого смысла.
В 1953 г. я районе хребта Танну-Олав Туве выпустили 50 енотовидных собак. Более неподходящее место трудно было бы и найти. Звери, разумеется, подохли.
Говоря об енотовидной собаке, надо подчеркнуть, что этот малоценный и решительно ничем не интересный вид как бы сконцентрировал на себе все неудачи и пагубные ошибки в области акклиматизации.
Трудно даже объяснить, почему возникла ничем не оправданная идея расселения этого зверя, но это была целая эпопея. Енотовидную собаку разводили повсеместно, не считаясь ни с какими убытками, разводили на зверофермах. Возникла целая панегирическая литература по поводу этих мероприятий. Посыпались диссертации… Когда же, наконец, обнаружилось, что енотовидная собака везде, кроме Приамурья, — вредитель, когда выяснилось, что она ничего но сути дела не стоит, как-то втихомолку замяли эту неудачу. Между тем замалчивать такие факты отнюдь не следует. Критика, острая и нелицеприятная, должна преследовать подобные вредные затеи. Тем более, что организаторы операций с енотовидной собакой имеют подражателей.
В течение многих лет с завидной настойчивостью тратились деньги на завоз скунсов. При этом их выпускали, вырезав предварительно у них защитную, мефитическую железу — основу их благополучия. Наивно предполагали, что потомки выпущенных зверей не будут вонючками. Однако проверить это не удалось — выпускаемые звери погибали.
Едва ли благополучнее результаты столь же безосновательных хлопот по поводу акклиматизации енота-полоскуна, на что также не жалели средств. Во всяком случае, это можно сказать наверняка относительно Приморья, где было до восьми попыток вселения этих животных в 1954—1957 гг. Звери завозились осенью, в сентябре — ноябре, когда делать это уже поздно. Выпускали их в 7 километрах от города и в 1,5 километрах от населенного пункта. Не было никакой надежды, что эти полуручные звери, которых насильно вытряхивали из ящиков, смогут жить на воле. Не было вообще никакой вероятности, что енот-полоскун может жить в Приморье. А ведь стоили эти затеи отнюдь не дешево.
Здесь же, пожалуй, надо сказать о тех удивительных операциях, которые осуществлялись ряд лет в центральных районах нашей страны по «обогащению» природы зайцами и куропатками. Зайцев-русаков завозили из Польши. Разумеется, в этом случае можно было полагать, что зайцы приживутся. Но не проще ли и дешевле было проследить за тем, чтобы эти исконные животные размножились сами, нежели импортировать их? Особенно это курьезно для Украины. Ведь не так далеко то время, когда Украина давала до 2,5 миллионов шкурок зайцев-русаков. Как же надо было вести хозяйство, чтобы возникла надобность закупать зайцев у соседей?
С трудом и с большими расходами русаков развели в Иркутской области, где они так и не получили производственного значения. Но в Иркутской области не однажды начинали отлавливать зайцев, чтобы перевозить их… в Подмосковье! Однако рекорд побило Иркутское общество охотников: в январе 1963 г. из Тувинской АССР было завезено 100 зайцев-беляков. Их выпустили на Байкальском тракте, километрах в 50 от Иркутска. Курьез этой операции усугубляется тем, что зообаза в Иркутске усердно закупает живых зайцев-беляков и платит по 10 рублей за штуку. Их незамедлительно отправляют в Москву, где, должно быть, своих не хватает!
Чтобы закончить разговор о зайцах, напомним, что управление охотничьего хозяйства Казахстана завезло беляков в урочище Бартугай на реке Чилик (Южный Казахстан), где снег лежит недолго и лишь в середине зимы. Пришла осень. Тугай оголился. Зайцы побелели и… в несколько дней были съедены пернатыми хищниками. А стоила эта операция очень больших денег!
Печальным юмором отдают мероприятия по завозу в Подмосковье Полупустынных куропаток из Тувы, решительно неприспособленных к жизни в этих условиях. И диву даешься, видя, какой огромный запас необъяснимой наивности хранится в сердцах многих наших адептов так называемого «спортивного» хозяйства. Вот и получается, что некоторые из таких охотхозяйственных предприятий, выражая расходную часть бюджета семизначной цифрой, «доходы» отмечают едва лишь трехзначными.
Все эти дорогостящие «эксперименты» приносят и тот вред, что заставляют забывать о коренных, наиболее полезных животных отечественной фауны. Нельзя не привести в связи с этим высказывания энтузиаста-охотника Ю. Миленушкина, который писал: «Стоит ли тратить огромные средства на разведение, например, в Подмосковье фазанов и хладнокровно наблюдать, как там исчезают тетерев и рябчик? Или выпускать в средней полосе кабанов, в то время как не принимаются должные меры к сохранению и увеличению численности, например, зайца, являющегося классическим и прекрасным объектом спортивной охоты? Известен, например, печальный опыт выпуска кабанов в Рязанской области. Мы не говорим, о том, буквально скандальном, обороте, который приняло дело с акклиматизацией в средней полосе енотовидной собаки. Она оказалась опасным вредителем охотничьего хозяйства, что, кстати сказать, не слишком мудрено было предвидеть».
Следует вспомнить и чрезвычайно сомнительные мероприятия по акклиматизации пятнистого оленя. Драгоценное поголовье этого, строго говоря, исчезающего вообще зверя, дающего лучшие в мире панты у себя на родине, бездумно растаскивается по всему Союзу. Куда только его не завозили! На Байкал, в Карелию, в центральные области, в Казахстан. Живет он всюду, кроме Приморья, плохо, в Казахстане гибнет, а главное — панты-то пятнистого оленя представляют ценность только тогда, когда сняты с животного на его родине.
Увлечение акклиматизацией не чуждо и многим научным учреждениям. Так, фауна Казахстана тоже не избежала «обогащения», что засвидетельствовано в трудах института зоологии Академии наук Казахской ССР (том XXIII).
Из птиц вселяли цесарку, сырдарьинского, золотого и серебряного фазана. Толку не было. Запроектировано завезти глухарей двух подвидов, сибирского рябчика, кавказского тетерева, алтайскую тундряную куропатку, лугового тетерева, виргинскую куропатку, калифорнийскую куропатку, обыкновенную индейку, алмазного фазана, тагина, трагопана, иджевара, черного лебедя, канадского гуся, каролинскую утку, ушастого фазана, лофофора и даже… страуса нанду.
Пока что из всех бесчисленных птиц, коими надлежит обогатить животный мир, прижилась только египетская горлица в г. Алма-Ате.
Из млекопитающих выпускали ондатру, зайца-беляка, зайца-русака, кролика домашнего, белку-телеутку, желтого суслика, сурка Мензбира, нутрию, соболя, американскую норку, енота-полоскуна, енотовидную собаку, кабана (на острове Барсакельмес), марала, пятнистого оленя, сайгака, джейрана, таутэке, зубров, куланов. Планируется завезти речных бобров, виргинского опоссума, скунса, шиншиллу, тугайного оленя, дзерена, азиатского муфлона, лошадь Пржевальского, лося, лань, серну, горала, винторогого козла, западнокавказского и дагестанского туров, чернохвостого оленя, несколько подвидов белохвостого оленя, американского вилорога, снежную козу, антилопу оронго, антилопу аду и т. д.
Сколько стоило все это и сколько будет стоить — неизвестно. Бесспорно лишь одно. Промысловым, т. е. имеющим производственное значение видом стала одна только ондатра, хотя и ее поголовье, судя по движению заготовок, находится в неблагополучном состоянии.
Акклиматизационная «эпидемия» захватила и рыбников. И хотя многие работы в этом направлений дали положительный, результат, не меньше ошибок было и здесь.
В сороковых годах какой-то председатель колхоза, начитавшись статей об акклиматизации, решил завезти амурского сома в бассейн Енисея. Он наловил в бассейне реки Онона сомиков и в бочках перевез их в один из притоков Селенги. И вот эта малоценная, но изумительно прожорливая рыба потихоньку поползла по системе Селенги и благополучно поселилась в Байкале. Байкалу грозит также вселение рипуса, который станет конкурентом омуля.
Немало бед случилось в связи с акклиматизацией и в водоемах Казахстана. В Аральском море погиб шип из-за жаберного сосальщика, завезенного с севрюгой. Когда вселяли в этот водоем кефаль, занесли и креветок, каспийскую иглу, атерину и семь видов бычков, которые опустошают кормовую базу ценных рыб да еще пожирают их икру.
В Балхаш вселили хищника-судака, который быстро опустошил кормовую базу и из-за наступившей скупости кормов сам пришел затем в угнетенное состояние. Положение рыболовства на Балхаше становится угрожающим!
Сейчас в водоемах Южного Казахстана стремительно размножается какая-то маленькая китайская рыбешка, завезенная вместе с белым амуром. В то же время численность интересной местной рыбы — маринки быстро сокращается.
Пусть не поймут меня превратно: я не призываю к отказу от всяких акклиматизационных работ вообще. Но надо со всей решительностью отбросить прожектерство и преувеличения, каждый случай рассматривать строго критически, а главное — вести эти работы только под углом зрения их производственной оправданности.
Акклиматизация никогда не была и не может быть важной частью охотничьего хозяйства страны и всюду почти противоречила интересам охраны местной природы. Об этом никак нельзя забывать.
Надо сказать, что в смысле теории все это поветрие «обогащения» фауны основывается на идее обязательности перестройки природы, идее, о бессмысленности и вредности которой мы уже говорили.
Подчеркнем еще раз, что перестройке подлежит лишь то, что плохо и что можно или нужно улучшить. При этом перестройка ведется для того, чтобы она принесла выгоду, и никогда не делается себе в убыток.